И все же Ройланд надеялся на то, что это его предположение не оправдается.
— Расскажите мне, каковы здесь условия жизни? — спросил он.
— Эта местность, — начал Ли По, — находится во владении наших щедрых и благородных повелителей и является прибежищем для всех, у кого кожа чуточку темнее выцветших на солнце костей. Здесь сыны страны Хань, подобно мне, или страны Инда, жившие по ту сторону Тянь-Шаня, имеют возможность обрабатывать землю и растить сыновей и внуков, которые будут почитать нас, когда нас уже не станет.
— А что это вы упомянули, — заинтересовался Ройланд, — какие-то выцветшие на солнце кости? Здесь, что, белых людей убивают, едва завидев их, или нет?
Ли По начал неумело юлить, стремясь уйти от прямого ответа.
— Мы сейчас приближаемся к деревне, где я, недостойный, служу прорицателем, врачевателем, поэтому по случаю и по мере необходимости сказителем. Пусть моего господина не тревожит цвет его кожи. Ваш низкий слуга загрубит кожу своего повелителя, соврет что-нибудь подходящее раз или два, и его господин сойдет за простого прокаженного.
Через неделю Ройланд понял, что не так уж плоха жизнь в деревне Ли По. Она представляла из себя селение, состоящее из саманных лачуг, в котором на берегу оросительной канавы достаточно большой, чтобы удостоиться титула «канал», жило около двухсот душ. Где была расположена эта деревня, толком никто не знал. Ройланд предположил, что она находится в долине Сан-Фернандо. Почва здесь была тучной и плодоносила круглый год. В основном здесь выращивали огромную редиску, которая была слишком грубой, чтобы годиться в пищу людям. Жители деревни считали, что она идет на корм цыплятам где-то к северу. Во всяком случае, они собирали урожай, пропускали редиску через огромную дробилку с ручным приводом, и ломтики ее хранили в темном месте. Каждые несколько дней приезжал на грузовике японец, принадлежавший к одной из низших каст, жители грузили несколько тонн молотой редиски в кузов и больше уже никогда ее не видели. Считалось, что ее поедают цыплята, а затем цыплят едят японцы.
Жители деревни тоже ели цыплят, но только на свадьбах и похоронах. Все остальное время они питались выращенными ими же самими овощами на участках площадью по четверть акра на одну семью. Участки эти обрабатывались столь же тщательно, как обрабатывает искусный ювелир грани бриллианта. На выращивание одного качана капусты затрачивалось до ста рабочих часов за те девяносто дней, что проходили от посева до созревания, и эти часы затрачивали бабка, дед, сын, дочь, старший внук и так далее вплоть до самого последнего малыша. Теоретически, вся семья должна была бы умереть с голода, ибо один качан капусты не запасал энергию, эквивалентную ста часам трудозатрат. Тем не менее, почему-то этого не происходило, а люди просто оставались худыми, приветливыми, работящими и плодовитыми.