— Муридзе, что за щенок с тобой?
— До-оп… рашиваю, — сообщил пьяница. Однако гонору в нем ощутимо поубавилось.
— До-оп… рашиваем новичков мы, — передразнила его женщина. — А ты занимаешься противодействием. Все понятно? — И, не дожидаясь ответа, посмотрела на Чайку: — Новенький?
— Да.
— Документы!
— Я…
Продолжить ему не позволили.
— Садись в машину!
— Но…
Илья окончательно растерялся, однако вид вылезшего с заднего сиденья громилы отбил у него всякую охоту спорить.
— В машину!
Проклиная все на свете, Чайка послушно забрался в «Тайгу».
— Мы засекли твою «балалайку», — сообщила женщина, когда внедорожник отъехал от оставшегося не у дел пьяницы. — Ты правильно сделал, что высадился здесь, а не поехал на базу.
— Меня предупре…
— Но тебе не следовало болтать с посторонними.
— Он сам ко мне пристал.
— Здесь все ко всем пристают. — Женщина включила коммуникатор. — Эмира, это Фатима, мы его нашли и везем на базу…
— Он не кусается? — в очередной, третий уже раз поинтересовался Клаус.
Ему очень хотелось погладить здоровенную красную ящерицу Ежова, однако вид черных клыков и когтей вызывал у мальчика понятные опасения.
— Барсик своих не трогает, — твердо ответил Корнелиус.
— А я свой?
— Здесь все свои.
— Ну, раз свой… — Клаус неуверенно протянул руку и дотронулся до головы Барсика. — Хороший.
Тварь покосилась на хозяина, поняла, что придется терпеть, и вздохнула. Корнелиус улыбнулся.
Они путешествовали в вагоне, который снаружи выглядел стандартным товарняком. Внутри же были установлены ряды сидений и полки для ручной клади. Окон нет, их отсутствие пытаются компенсировать экраны коммуникаторов. Четыре маленьких туалета. И сто человек, спрятанных от посторонних глаз. Сто храмовников.
— А у меня был терьер, — рассказал Клаус. — Большой и сильный. Мне его подарили, когда мне исполнилось два года. Папа сказал, что Тори всегда будет рядом и, если понадобится, защитит меня. Так и получилось. — Детская рука замерла на голове красной ящерицы. — Тори спас мне жизнь.
Корнелиус похолодел, однако прерывать мальчика не стал. Если хочет, пусть расскажет. Вполне возможно, ему надо рассказать. Очень надо.
— Сначала они убили папу, потому что он тоже в них стрелял, потом они убили маму. А Тори не подпускал их к моей комнате до тех пор, пока не пришли прятки. А потом Тори умер, потому что его слишком сильно ранили.
Барсик, словно поняв, о чем говорит малыш, ткнулся носом в его плечо. Корнелиус сжал кулаки и отвернулся.
Сто сорванных с насиженных мест последователей Милостивого Владыки. И за каждой парой глаз — история насилия. Волна погромов, что прокатилась по миру, сорвала их с мест, заставила бросить все и уйти. Сто человек в вагоне, пятьдесят вагонов в эшелоне, несколько эшелонов в день. И это только на Станцию. А ведь сюда едут далеко не все. Большинство переправляют в промышленную зону «Науком», выстроенную неподалеку, прячут в заводских корпусах и ангарах. Прячут от тех, кто хочет до них добраться.