Знаю, что в поэзии главное для Вас — это духовное содержание. Вы правильно расслышали, что под гротескной, часто, оболочкой мои стихи «значат» некий порыв к Запредельному; что при всем «маловерии», при «помоги моему неверию» устремлены они к «Финальному аккорду», к «финальной гармонии», к бессмертию, к раю. Конечно, в них тоска по нездешнему свету — и я рад, что Вы распознали их метафизическую устремленность.
Все же, кажется мне, назвав их прямиком религиозными, мы бы удалились от истины. Да, слово «религиозный» часто употребляют в расширенном смысле — но читатель, не привыкший к расширительному толкованию, может «смутиться духом»… Или я ошибаюсь?
Еще одно. Вы, разумеется, знаете, что критик, в особенности сосредоточенный на вопросе «о чем, что сказано», рискует меньше, чем нужно, внимания обратить на стихи как произведение искусства. Я не согласен с Набоковым, для которого важно было только «как». Но для меня веско замечание Маллармэ о том, что стихи «пишутся не идеями, а словами». Думаю, Андрэ Жид преувеличил, сказав, что «хорошая литература не делается из хороших чувств»… но… вот есть в здешних краях два русских графомана: чувства выражают прекрасные, вот сейчас на белоснежных крылах к престолу Всевышнего… ан, похоже на то, что талант и уменье тоже требуются, ох требуются. И похоже, что стихотворение есть словесная структура, звукосмысловая, и «художественные достоинства» тоже важны, не одни лишь чувства и мысли, хотя при чувствах — мыслях ничтожных на одном мастерстве «не выедешь», это тоже правда.
Вот пишу, а Вы все это и без меня знаете и, уверен, одним разговором о «содержании» моих стихов, при забвении о «форме», ограничиться не собираетесь. Так что — зачем я ломлюсь в открытую дверь, непонятно.
Еще раз, Валентин Федорович: очень ценю Ваше внимание. Вы давно уже у меня в мыслях. И давным-давно я «начал подумывать»: хорошо бы ему написать… Но я ведь лежебок, лентяй, лодырь… Крепко жму Вашу руку!
Очень, очень сердечно.
Ваш Игорь Чиннов.
45. В редакцию «Новой газеты» (Нью-Йорк)
31 августа 1980 г.,
Дейтона-Бич, Флорида, США.
Многоуважаемая редакция и, в частности, милый Штейн!
Приятнейший сюрприз: я «показан» в Вашей интересной газете. Спасибо. Но увы! Приятному сюрпризу сопутствует неприятный: второе стихотворение оказалось, как та лошадь, которую купил немец-перец-колбаса: без хвоста. Между тем оно не ящерица и поступиться хвостом не согласно: в хвосте весь цимес. См. в приложении: заклинания: «параферналия» и пр. + «контра-пунктик » завершают стихо, без этой концовки оно неживет