— Без проблем, — ответил Гершвин и быстро исчез.
Я тоже поднялся и пробормотал, повернувшись к Джинни:
— Мне лучше пойти и помочь приятелю, а?
Затем я махнул рукой Иэну и испарился вслед за Гершвином.
— Что, по-твоему, все это значит? — спросил я своего компаньона, как только мы оказались на безопасном расстоянии от нашего столика.
— Не знаю, приятель, но что бы это ни было, ему не позавидуешь.
К тому времени, как мы вернулись, Иэн уже ушел, а Джинни вся кипела от негодования, как может кипеть только девушка, с которой плохо обошелся ее парень.
— Где Иэн? — спросил я. — Не может быть, чтобы он так быстро ушел.
— Но он все-таки ушел.
— Милые бранятся? — спросил Гершвин.
— Ну, можно и так сказать. Каждый год моя подруга по университету Адель празднует день рождения в своей шикарной лондонской квартире. Это всегда грандиозно, и все, кто с нами учился, приезжают.
— И что? — спросил я.
— А вот что. — Джинни недовольно посмотрела в мою сторону. — Каждый год я езжу туда, чтобы встретиться со всеми, и каждый год я чувствую себя дерьмово из-за того, что у них у всех все великолепно. Адель работает в галерее, и ее парень — чуть ли не криминал, но из высшего света и с кучей денег. Ее лучшая подруга номер один, Лиз, работает арт-директором какого-то крутого рекламного агентства в Сохо, ее парень — диктор на телевидении, а ездит она на большой черной спортивной машине…
— «Феррари» или «порше»? — опрометчиво спросил Гершвин.
— Не знаю! — огрызнулась Джинни. — Разве это главное? — Она выдохнула воздух. — Извини, Гершвин. На чем я остановилась? А, ну про эту я все рассказала, а потом идет лучшая подруга Адель номер два, Пенни, которая замужем за банкиром, у которой двое великолепных ребятишек, дом в Лондоне и коттедж в Корнвелле, а кроме всего этого, прошлым летом она выставляла свои рисунки в галерее «Серпентайн». И вот, наконец, я.
— Тебе в самом деле нравятся эти люди? — спросил я.
— Я их не выношу. Я их и в университете терпеть не могла.
— Зачем тогда ты ездишь?
— Потому что не приехать — это все равно, что признать свое поражение. Они и так смотрят на меня снисходительно «О, бедняжка Джинн!», и пусть бы они свое сочувствие засунули себе в…
— Подожди, — перебил Гершвин тоном священника. — Не надо так.
— В этом году все должно было быть по-другому. Во-первых, я собиралась сказать им все, что я о них думаю, а во-вторых, я планировала приехать со своим очень привлекательным парнем, чтобы повыделываться перед ними. Я давным-давно попросила Иэна поехать со мной, и он обещал, а вот теперь я должна выслушивать все его оправдания и ехать одна.