Любовь Владимировна, постучалась, вошла в купе и, присев в кресло, приготовилась стенографировать. Вот уже второй день я диктовал статью для «Правды». Статья была посвящена текущему моменту и трудностям, с которыми столкнулась молодая республика Советов.
Я диктовал, Любовь Владимировна записывала. Периодически она поднимала на меня свои глаза, в которых читались явно противоречивые чувства. Удивление, непонимание, иногда восхищение. Ее явно ко мне тянуло, но при этом я был врагом людей, которых она любила и уважала. С другой стороны, ожидать чего-то другого от молодой неопытной девушки было бы странно.
Надиктовав солидный кусок статьи, я решил сделать паузу и обратился к Кудрявцевой:
— Любовь Владимировна, вы несколько раз так удивленно на меня посмотрели, что у меня невольно возник вопрос. Что же вас так удивило? Если это не секрет конечно.
Кудрявцева мило покраснела и, подумав, ответила:
— Меня удивляет ваше отношение к происходящему, Лев Давидович. Никогда бы не подумала, что вас так занимает крестьянский вопрос. Мне всегда казалось, что крестьянами вообще никто не интересуется, а большевиков они интересуют только с точки зрения мобилизации и продразверстки. Тем более вы — председатель Реввоенсовета. Я всегда думала, что вас волнует только классовая борьба, война и Мировая Революция.
— Нет, Любовь Владимировна. Меня волнует не только Мировая Революция. Кроме нее, меня волнует еще очень и очень много вопросов. В том числе и вопрос вашей милой улыбки.
Кудрявцева опустила глаза и покраснела так, что ее можно было спокойно прятать в помидорах. Не найдут.
— Простите меня, Любовь Владимировна, за несколько вольные слова. Я не хотел вас смутить. Не смог удержаться, чтобы не сказать комплимент такой красивой девушке, как вы. Не обижайтесь на меня. Пожалуйста. Если вам неприятно, скажите.
Любовь Владимировна посмотрела на меня и улыбнулась.
— Я не обижаюсь на вас, Лев Давидович. Мне приятно ваше внимание. Просто я немного теряюсь. Я представляла вас другим.
— И каким же вы меня представлял?
— Не таким хорошим, Лев Давидович. Вы охватываете такой громадный круг вопросов, решаете столь громадное количество проблем, что я поневоле восхищаюсь вашим умом, организованностью, работоспособностью, энергией, эрудицией.
— Теперь вы меня смущаете, Любовь Владимировна. Я же не кадет… чтобы разглагольствовать и заговоры устраивать. Мне дело надо делать. Революцию защищать, о солдатах, крестьянах, рабочих, о хлебе думать, о том, где его брать. Продразверстка — вынужденная, временная мера, хлеб еще вырастить и собрать надо. Накормить же людей необходимо сейчас, как можно быстрее, сию минуту.