Так близко, что Инна могла бы его увидеть — как того, что с такой настойчивостью рассматривал ее на мухинских поминках, если бы догадалась посмотреть вверх.
А если этот и есть тот?..
От этой мысли ее вдруг чуть не вырвало.
Нет. Думать она будет потом, когда немного успокоится и Осип привезет ее домой, в ее «охраняемую зону», за забор, где сегодня днем неизвестно зачем стояла темная машина!
Инна покосилась на газеты, разбросанные по сиденью.
Чего бы только она не дала, чтобы синие, как жилы, крючки шариковой ручки не складывались в ее фамилию — Селиверстова, но фамилия по-прежнему была там, на месте.
Завтра Любовь Ивановну найдут. Найдет дочь Катя, которая должна увезти мать в Питер утренним рейсом. Начнется следствие, да еще какое! Газеты заголосят — да еще как! У Гарика Брюстера сделается сердечный припадок, как пить дать!
Нужно сыграть так, чтобы никто ни о чем не догадался. Осип не проболтается никогда и ни за что. Катя… Катя вряд ли сможет что-то доказать, но зато вполне сможет втянуть Инну в долгие и неприятные разборки с прокуратурой и следственными органами.
Ах, как некстати, как это чертовски некстати!..
И, самое главное, она уже никогда и ничего не сможет изменить, потому что все уже случилось, и бессмысленно теперь хныкать и жаловаться неизвестно кому — почему случилось именно с ней!
Впрочем, подумала Инна с холодной насмешкой над собой, собравшейся страдать, покойному губернатору и его жене пришлось еще хуже.
Гораздо, гораздо хуже.
— Давай к дому, Осип Савельич.
— Да уж давно к дому едем. Не скажешь мне, что случилось-то, Инна Васильна?
— Нет.
— Ни слова, ни полслова?
— Нисколько не скажу. Ты только завтра… будь поаккуратней в разговорах.
— Я и так.
— Знаю.
Машина летела теперь вдоль забора, вот и будочка с охранником — проходная, а за ней — охраняемая территория.
Кажется, сегодня вечером Инна отдала бы все, что угодно, лишь бы территория была не просто охраняемая, а бронированная, как корпус подводной лодки.
— Проводить тебя, Инна Васильна?
Это было бы малодушием и уступкой собственной трусости, и она не могла этого допустить.
— Не надо меня провожать, Осип Савельич! Что я тебе, десятиклассница, что ли!..
— Мало ли.
— Ничего не «мало ли»! — строго сказала Инна. — На нашей территории никаких «мало ли» не бывает, сам знаешь!
Себя она успокаивала, а не его, и они оба отлично это понимали.
— Завтра приезжай к половине девятого. Мне к девяти в администрацию.
— Добро.
Она выбралась из машины, выволокла свои газеты, дошла до темного крылечка, зажгла свет. Подвесной фонарь качался на цепи, свет метался по крыльцу и дорожке. Осип все не уезжал, и Инна вдруг рассердилась.