– Не бойся, хавер[9], – сказал таксист. – Там клиент толстым стеклом отгорожен. Пуленепробиваемым.
– Обижаешь, Федя, – сказал Аршин, – я в Нью-Йорке собственную газету сотворю. Еще услышишь.
В толпе отъезжанцев сквозила нервозность. Ибо была смена свирепого таможенника, по кличке Штурмбанфюрер. Упористый человечек с усами скобкой прошивал отщепенцев стальным взглядом. Его выпуклая грудь была увешана медальками. Когда он склонился над чемоданом, на самой большой медали сверкнуло: «Отличнику таможенного досмотра».
– Не гляди на него, он не любит, – шепнула Регина.
– А помнишь, у наших соседей был бульдог Митька, тоже весь в медалях, – прокомментировал Аршин.
– Вечно ты некстати с воспоминаниями.
Додик, вторая скрипка симфонического оркестра, ел серебряной ложкой красную икру из жестяной банки.
– Штурмбанфюрер не пропустил, родни нету, теперь давись…
– Давай помогу, – сказал Аршин и, раскрыв шведский нож с ложечкой, присоседился к банке.
– Мать твою! – вдруг возопил увешанный младенцами красавец.
– Вечно тебе моя мама мешает, – сказала худенькая усталая женщина и обдала взглядом, исполненным тихой любви.
– Мать твою! – продолжал красавец, отряхивая младенцев.
– Ну что опять, Сашенька?
– Доллары за унитазом забыл, законные.
И помчался к такси на оленьих ногах, сходя на бегу с ума…
И не успеть бы ему, ежели бы не отличник шмона. Ибо в жизни всегда есть место подвигам. Отличник выволок из шмональной комнаты белого как мел разутого человека в пыжиковой шапке и нерпяной шубе. На большом волосатом пальце правой ноги червонным золотом горел громадный перстень с бриллиантом.
– Каратов на двенадцать будет, – сказал виолончелист. – За каждый по годку.
Когда Аршин прошел через железные воротца и понял, что пронесло, он так вдохновился, что расцеловал рыжего пограничника по кличке Карацупа. Но главный кураж разыгрался на трапе. Поднявшись на высоту, как на трибуну, Эмиль Аршин расстегнул брючную мотню и выволок внушительный детородный орган. При этом он совершил им крестное знамение над толпой. Толпа возликовала и зааплодировала. Тогда Аршин сорвал с головы роскошную пыжиковую шапку, швырнул ее в пограничника Карацупу, которого возлюбил.
* * *
Портье из венского ХИАСа говорил по-русски, как жид из антисемитского анекдота:
– Потише там, потише, ви не в колхозе.
Не понимает: еврей в колхозе – это же анекдот. В толпе рядом со мной усталая женщина с ребенком. Ее оттирают наглые одесские дядьки. Все пробиваются к портье, составляющему список на Рим. Мне удалось приблизиться к его конторке. Хватаю список, вписываю фамилию женщины.