Филипп улыбнулся этим мыслям, садясь в машину, и Сента, повернувшись к нему, спросила о причине веселья.
— Я просто чувствую себя счастливым. Здорово вот так ехать с тобой куда-то.
Услышав такой ответ, она прильнула к нему и поцеловала. Филипп почувствовал вкус ее мягких теплых розовых губ и подумал, не смотрит ли миссис Райпл в окно.
— Скоро мы будем вместе навсегда, — сказала Сента, — я уверена. По-моему, такова наша карма.
Несколькими днями ранее Сента составила гороскоп Филиппа и объяснила ему, что ключевая цифра его имени — восемь. Теперь она заговорила о нумерологии, рассказала, что цифра эта связана с Сатурном и означает мудрость, познание через опыт, стабильность, терпение и ответственность. Филипп свернул на улицу, где жил Арнэм, и показал Сенте его дом.
Она особо не заинтересовалась, на лице появилось выражение недовольства. Филипп почувствовал себя виноватым, потому что действительно, — в чем она его и упрекала, — совсем не слушал Сенту
— Вы, люди-«восьмерки», часто холодны и скупы на эмоции с теми, кого любите и кому должны доверять.
— Холодны? — воскликнул он. — Скупы на эмоции? Ты, наверное, шутишь, да?
— А все потому, что вы боитесь показаться слабыми. Люди-«восьмерки» меньше всего хотят, чтобы о них думали, будто они слабые.
Они пообедали в сельском пабе и вскоре забыли о тайных шифрах вселенной, как это называла Сента. Потом оставили машину где-то на природе, в той части Эссекса, где тропинки узкие и куда редко кто-нибудь забредает. Сента повела Филиппа между деревьев, и они занялись любовью на траве.
Филипп спрашивал себя, любит ли он Сенту, влюблен ли. В тот первый раз она попросила его не говорить, что он ее любит и ни о чем подобном не рассуждать. Они всегда будут вместе, они должны стать единым целым, они нашли друг друга. Но влюблен ли он, любит ли? Да и знает ли он, что на самом деле означают эти слова, так часто и широко используемые, такие банальные, избитые?
Вожделение, похоть, если угодно, страсть, абсолютная и подавляющая необходимость владеть ею и овладевать снова и снова — все это было. Он думал о ней все время — в долгих поездках, у клиентов, которым «Розберри Лон» что-то перестраивала, на работе с Роем, дома с матерью и сестрой, даже в своей постели (хотя, возвращаясь из Килбурна в Гленаллан-Клоуз за полночь, он обычно был таким уставшим, что мог только спать). Иногда он мысленно разговаривал с ней, открывал ей свои чувства и страхи. Так почему-то никогда не получалось наяву: она хотя и не перебивала, но, казалось, не слушала его. А вместо необходимого ответа следовало или молчание, или реплика о загадочном смысле противоположностей, или какое-нибудь странное утверждение, что им, душам, составляющим единое целое, для общения слова не нужны.