Букреев был оскорблен этой статьей. Он никак не мог понять, зачем Кракауэру понадобилось выставлять его в таком свете? Ведь Букреев отослал ему текст своего интервью с Уилкинсоном, где подробно объяснил, почему он решил спускаться вниз. Что произошло? Букреев неправильно понял вопросы Кракауэра? Или Кракауэр неверно истолковал его ответы? Но почему? Ведь еще в начале июня он предоставил редколлегии «Аутсайда» полную запись своей беседы с Уилкинсоном. Тогда Букреева приглашали в редакцию, чтобы договориться с ним об использовании его фотографий в материале Кракауэра.
По мнению Букреева, редакция проигнорировала эту запись, в которой, в частности, рассказывалось о его разговоре со Скоттом Фишером на ступени Хиллари. Не было проверено и то, как он был одет в тот день. 31-го июля при помощи своих друзей Анатолий составил обращение к Марку Бранту, редактору журнала «Аутсайд». Ниже приводится текст этого письма
Соединенные Штаты, штат Нью-Мексико, 87501, Санта Фе, Маркет стрит, 400 редактору журнала «Аутсайд» Марку Бранту
Уважаемый господин Брант!
Обращаюсь к вам, так как считаю, что статья Джона Кракауэра, опубликованная в сентябрьском номере вашего журнала за 1996-ой год, содержит несправедливую критику моих действий, предпринятых на Эвересте 10-го мая 1996-го года. Я с большим уважением отношусь к господину Кракауэру и отчасти разделяю его взгляды на роль гида в высотных экспедициях. Не сомневаюсь, что он сделал все возможное для спасения своих товарищей в тот трагический день. Лишь незнание им некоторых деталей, а также недостаток высотного опыта помешали ему воссоздать полную и объективную картину тех событий.
Все мои действия были основаны на более чем двадцатилетнем опыте высотных восхождений. За свою жизнь я трижды поднимался на Эверест и двенадцать раз — на вершины высотой более 8 000 метров. Мною были покорены семь из четырнадцати восьмитысячников, причем все — без использования кислорода. Я отлично понимаю, что сам по себе этот опыт еще не дает ответа на все вопросы, и потому перехожу к детальному рассмотрению событий.
Провесив перила до самой вершины, я стал ждать появления наших участников. На вершине Эвереста я находился с 13:07 до 14:30. За это время только двое клиентов достигли цели. Это были Клев Шенинг и Мартин Адамс; оба — участники экспедиции Скотта Фишера. Меня тревожило отсутствие остальных. Не имея радиосообщения с ними, я предположил, что они столкнулись с какими-то трудностями при подъеме. Поэтому я принял решение спускаться к ним навстречу.
Чуть ниже вершины я встретил идущего наверх Роба Холла, руководителя новозеландской экспедиции. Он, как мне показалось, был в хорошей форме. Потом я увидел четырех клиентов «Горного безумия» и четырех наших шерпов. Все они продолжали подъем и чувствовали себя нормально. Над ступенью Хиллари я встретил самого Скотта. Он выглядел усталым, хотя, по его словам, шел нормально, разве что немного медленней обычного. Его состояние, как мне показалось тогда, не внушало тревоги, хотя сейчас я понимаю, что кислород у него был уже на исходе. Мы обсудили сложившуюся ситуацию. Я сказал, что, поскольку восхождение затянулось, то кислород у участников может закончиться еще до их возвращения в четвертый лагерь. Я считал, что мне нужно как можно быстрее спуститься в четвертый лагерь, чтобы там согреться, выпить горячего чаю, прийти в себя и быть готовым к возможному выходу наверх, на помощь спускающимся альпинистам. Скотт, как и прежде Роб Холл, выразил полное согласие с моим планом. За клиентов я мог не беспокоиться, так как с ними оставались еще четверо шерпов, Нил Бейдлман (второй гид нашей экспедиции), Роб Холл и Скотт Фишер, которые в случае чего оказали бы им необходимую помощь. Подчеркиваю, что на момент нашего разговора никаких четких признаков ухудшения погоды, притом такого сильного и внезапного, еще не было.