– Дорогу? – удивился Приблуда. – Тут же нету дороги, степь одна. Шлях там, западнее.
– То общий шлях, все его знают, а тут... – Волк усмехнулся, облизал ложку и сунул ее за голенище, рядом с ножом. – Тут та дорога, что мы ее искали. И нашли. И значит это, что этой ночью...
– Волк! – Голос Черепня прозвучал резко, как свист атаманского канчука.
– Волк, – сказал Волк и усмехнулся недобро, по-звериному скаля зубы. – Я – волк. Я вас сюда привел. А он... Ты ему когда скажешь?
– Пасть закрой! – прикрикнул Черепень.
– А, ну вас! – махнул рукой Волк и вскочил на ноги. – Хочешь, Приблуда, я тебе саблю подарю? Хочешь? И татарского коня отдам, будет у тебя запасной. Выбирай!
Приблуда недоверчиво посмотрел на Волка, перевел взгляд на Черепня, на лица остальных козаков. Козаки хмурились, опускали глаза, только Чугайстр выдержал его взгляд, прищурившись.
– Болтать прекрати, – медленно, словно перекатывая тяжеленные камни, проговорил Черепень. – Поедим, потом – дело у нас еще. Дело.
Приблуда не сообразил сразу, что за дело, но потом, когда кулеш был съеден, котел вымыт и спрятан в мешок, увидел, что козаки вынесли из-за поворота балки татарина, связанного, с кляпом во рту и бросили на землю возле сизых углей кострища. В глазах пленника был дикий ужас. И только тогда сообразил Приблуда, что именно сейчас будет происходить, что будут делать его товарищи с плененным татарином.
Он слышал о таком. Только слышал, но даже рассказы зимними вечерами о допросах вызывали у него приступы тошноты. Он мог себе представить, как лишить жизни человека в бою. Пусть даже не человека, нехристя, но живого, дышащего, проткнуть копьем, прострелить пулей или полоснуть саблей.
Но вот так, связанного, испуганного медленно убивать, не обещая жизни, а лишь суля в качестве награды быструю смерть – от одной мысли об этом становилось тошно, живот сводило болью, и мир вокруг начинал покачиваться и меркнуть.
Сейчас это должно было случиться наяву.
– Чугайстр! – сказал Черепень.
Старый козак подошел к татарину, присел над ним. Остальные расступились.
– Здоров будь! – тихо-тихо, даже ласково сказал Чугайстр.
Татарин зажмурился.
Чугайстр медленно через голову стащил с себя рубашку, которая когда-то была белой. Поправил на шее ладанку, крестик и оберег.
– Вот, смотри, – все так же ласково проговорил Чугайстр. – Видишь? У меня ханская грамота есть. Посмотри, как красиво на мне бахчисарайские писари расписались. Читай!
Татарин зажмурился сильнее, будто так мог спрятаться от Чугайстра.
– А ты не закрывай глаза, паренек. Если ты на меня смотреть не хочешь, я тебе веки отрежу, чтобы тебе все видно было... – Лезвие кинжала коснулось щеки татарина возле самого глаза. – Как бог свят – отрежу.