— Нет… он желает спасти лишь свою жену. — Хосина был воплощением отчаяния, но презрительно усмехнулся в сторону Сано. — Вы уничижаете других за то, что они преследуют эгоистические цели. Что ж, тогда вы лицемер.
— Замолчите! — крикнул Сано, взбешенный тем, что Хосина озвучил его сомнения.
— Вы всегда хотели знать правду, но правда порой колется, не так ли? — не сдавался Хосина.
— Я сам казню тебя! — Сано потянулся к мечу, но тот забрали стражники Янагисавы.
— Не казнишь, даже если бы мог, — насмешливо заявил Хосина, решив, что берет верх. — Ты не станешь торопить мою смерть, хотя любишь жену и ненавидишь меня. Мы оба знаем, что тебе придется держать слово.
Сано почувствовал себя так, словно катится с крутого склона. Хосина прав. Как бы ему ни претило это, он должен согласиться. Самурайский кодекс чести, которому он служил всю жизнь, запрещал брать назад слово и уступать требованиям преступников. Непоколебимая верность бусидо обрекала его выполнить просьбу Хосины. Кроме того, были и другие, более веские причины, предопределявшие его решение. Уязвленный поражением, Сано гневно смотрел на Хосину.
Насмешливая ухмылка начальника полиции превратилась в торжествующую улыбку. Янагисава сохранял бесстрастность. Сано понимал, что его собственная честь всегда была их самым сильным оружием против него. И хотя его душа восставала против такого положения дел, самурайский дух подавлял эти протесты. Обязательство, бременем легшее на него, заставило кивнуть.
— Мы сейчас же идем к сёгуну, — заявил Янагисава.
Он взял у Сано письмо, явно намереваясь осуществить свое обещание — позволить делу идти своим чередом. В голове Сано с сумасшедшей скоростью проносились мысли. Как спасти Хосину, да еще и Рэйко?
Сёгун восседал на возвышении в дворцовом зале приемов, держа в своих тонких пальцах письмо с условиями выкупа. Пока он читал колонки иероглифов, его голова дергалась, губы шевелились, складываясь в неслышные слова, лицо сосредоточенно морщилось. В комнате висела мертвая тишина.
Сано, сидя у возвышения слева от Цунаёси Токугавы, чувствовал, как под оболочкой внешнего хладнокровия у него все быстрее стучит сердце. Повторяя в уме то, что должен сказать, он поглядывал на начальника полиции Хосину, сидевшего рядом с ним.
Хосина надел во дворец шелковое кимоно, штаны и накидку разных оттенков зеленого цвета. От пота на его одеждах уже проступили темные пятна. Не в силах сидеть спокойно, он переводил взгляд с сёгуна на Сано, со стражников сёгуна, расположившихся вдоль стен, на детективов Сано, стоявших на коленях в задней части комнаты, и, наконец, на Янагисаву.