Он неторопливо открыл его, достал оттуда пистолет и не спеша взвел его. Я в ужасе прижалась к стене.
— Сидеть! — рявкнул он, указывая на стул, с которого я только что вскочила. — Иначе я застрелю тебя на месте.
— Н-нет, пожалуйста, я уже сижу, — страх сковал все мои члены.
— Так вот, ты должна понять — я не маньяк какой-то, чтобы убивать и получать от этого удовольствие. Мне это противно. Но что прикажете делать, Брескин обращался как бы не ко мне, а к суду присяжных, — если я, законный наследник своего отца, единственный его сын, находился около него все время его болезни, а в последний момент приезжает какой-то алжирец и отбирает у меня (мне казалось, он скажет: «чечевичную похлебку») моего папу!
— Как же он его у вас отобрал? Вы — старший сын, носите фамилию отца…
— Ты хочешь сказать, что он — мамзер и поэтому ему ничего не положено? Ты глубоко заблуждаешься! Может быть, по американскому праву это верно, но не по еврейскому. Еще в тринадцатом веке наш великий философ Рамбам сказал: «Отдайте наследство мамзеру, ибо он и так обойден и несчастен».
— Послушайте, Авраам, — я старалась говорить спокойным голосом, практически без интонаций, — насколько я знаю, вы живете в кибуце, обеспечены всем необходимым. Ваш папа был миллионером, да еще авторские права. Это же очень большие деньги! Ну отдали бы немного Йоси, что из этого? Неужели он половину требовал?
— При чем тут деньги? Ты что, не понимаешь, что дело тут совсем не в них?! Из-за этого мамзера я остался без отца с восьмилетнего возраста! А когда я снова обрел его, то вновь лишился сразу же!
— Извините, я не понимаю вас. Вы не могли бы прояснить? Ведь насколько мне известно, ваш отец был агентом Сохнута и много путешествовал?
— Это верно, часто ездил за границу, но всегда возвращался! А в последний раз уехал и не вернулся!
— Почему?
— Вот из-за этого самого. Родственники его любовницы, которая уже успела родить мне братика, пригрозили отцу, что убьют его, и он был вынужден бежать. А я остался сиротой. Ведь мама умерла еще раньше…
— Да, вы рассказывали, я помню.
Авраам встал и принялся расхаживать по комнате. Пистолета из рук он не выпускал.
— А что вы прикажете мне делать? — он как бы рассуждал сам с собой. Отец, уже больной и слабый, умоляет: «Дети мои, я так рад, что вы встретились! Живите и помогайте друг другу!» Он на старости лет вернулся в лоно религии. Это Исаак Брескин, кибуцник и пламенный сионист! Вот религия и требовала от него, чтобы мы помирились. Не хочу! Понимаешь ты, не хотел я тогда ни видеть этого Йоси, ни делить с ним отца, ничего! Но я не мог… Поэтому пришлось улыбаться и делать вид, что я очень рад.