— Очень интересно… А почему вы так решили?
— Там идет такое небольшое вступление. Та-тата-та-та… — пропела я, а потом вступает саксофон. Так вот, на этот раз саксофон не вступил, и я удивилась, как это можно играть «Рапсодию в стиле блюз» без сольной партии.
— Да, действительно, — согласился со мной Михаэль, — некрасиво.
— Этим музыкантам только деньги заработать, — встряла Лина. — А то, что их музыка уши резать будет, никого не касается.
— Лина, ну, что ты… — мне не понравилась ее реплика, но я поняла, что она переживает из-за того, что не владеет инициативой.
— С музыкантами я еще пообщаюсь, а вот от вас обеих мне точно нужно узнать, с точностью до минуты, кто где был и что происходило.
— Когда мы с Денисом уходили, Руби еле держался на ногах, — вспомнила я. — Еще подумала: когда он успел так нализаться?
— Что? — не понял следователь.
— Это русский жаргон, обозначающий, что Руби выпил сверх меры.
— Как он выглядел?
— Шатался, лицо потемнело, нес всякую чепуху заплетающимся языком.
— В котором часу вы ушли?
— Без двадцати двенадцать, примерно через полчаса после его выступления… К тому времени его уже отравили?! — догадка озарила меня, и я ахнула.
— Да, Валерия. Руби не был пьян. То есть он пил, но совсем немного, и того количества алкоголя, что был обнаружен в крови, недостаточно для потери координации движений.
— Боже мой! — ужаснулась Лина. — Мы-то думали, что он пьян…
— Мы проверили все бутылки и бокалы на его столе. Нигде нет и следов яда. Остается только одно: он выпил из чужого бокала, и этот бокал ему поднес убийца. Но кто? — Михаэль обвел нас глазами. — Поэтому мои работники опрашивают всех, кто был на свадьбе. Может быть, кто-то видел, что Вольф пил у чужого стола? Ведь многие бокалы к тому времени перекочевали в мойку… Михаэль покачал головой. — Вообще-то все выглядит странно. Ротовая полость у него синюшная и изъязвленная. А это указывает на то, что Вольф яд выпил. Но обнаружен этот чертов яд только в крови. А в желудке нет. Выходит, не выпил? — Михаэль встал и засунул руки в карманы форменных брюк. — Какая-то инъекция тропического алкалоида…
И тут я почему-то вспомнила, как Руби, закончив играть, поморщился и облизал губы.
— Саксофон! — закричала я. Лина с Михаэлем уставились на меня, как на полоумную. — Мундштук!
Чтобы меня не перебили, я принялась быстро излагать свою версию:
— Я видела Руби перед тем, как он полез на сцену. Он не был пьян. Просто лицо раскраснелось. Но это могло было быть и от жары, и от возбуждения. Он легко вскочил на эстраду. И когда играл, не сделал ни одной ошибки. Значит, все было в порядке. А вот когда закончил, то ясно было видно, что у него болят губы — он морщился и дотрагивался до них. Я еще подумала: это оттого, что с непривычки или мундштук чужой. Но это был яд! категорически закончила я.