(«Правильно я думаю, правильно! – с удовлетворением поняла она. – И если даже они меня в этот миг зондируют – все верно!»)
Такие вот мысли мелькали в ее сознании – но не задерживались там и никак не отражались ни на ее лице, менявшем выражение как бы непроизвольно, ни на движениях рук, в особенности пальцев, которые не дрожали, не сжимались в кулаки и не выстукивали дробь на коленях. Зоре не полагалось думать, что за нею сейчас кто-то может наблюдать, это ей и в голову не имело права прийти – по той простой причине, что под арестом она находилась впервые в жизни, и даже с людьми, обладавшими таким опытом, ей раньше общаться не случалось. Поэтому Зора, как показалось бы любому, не следила ни за своим лицом, ни за движениями, занятая только собой, но не окружавшей ее обстановкой.
На самом же деле наблюдение велось, и не только наблюдение, но и зондирование, а также запись; не потому, чтобы она представляла для Службы покоя какой-то особый интерес, но по той причине, что такой режим применялся к каждому, попадавшему в камеры предварительного заключения Дома признаний. Каждая деталь поведения арестанта фиксировалась, и в зависимости от этих наблюдений вырабатывалась тактика предстоящих допросов и вообще отношений, какой будет придерживаться следователь. Поэтому человек опытный с первого же мгновения начинал играть такую роль, какая казалась ему предпочтительной, принимался лепить свой образ таким, каким хотел. Зора же, вроде бы не просвещенная по этой части и оставленная в одиночестве именно для того, чтобы никто не успел ее просветить, вела себя так, как было для нее естественно. И тем самым, казалось, неосознанно помогала тем, кого следует, наверное, назвать ее процессуальными противниками.
Неро, Дом признаний, ночь с 13 на 14 меркурия
Двое из этих предполагаемых противников сейчас как раз и занимались тем, что во все глаза смотрели на нее, стараясь не пропустить мимо внимания ни единого ее движения, ни единой гримаски или взгляда. Правда, условия для наблюдения были не самыми выгодными, потому что Зора, случайно или нет, сидела так, что они видели ее в основном с тыла – а по выражению спины редко удается разобрать какие-то нюансы поведения. Так что в конце концов один из наблюдателей раздраженно проговорил:
– Послушайте, вы не можете повернуть ее так, чтобы стало видно лицо? Отсюда я могу лишь установить, что у нее неплохая фигурка, но как раз это в данном случае роли не играет.
– Хотите, чтобы она поняла, что ее просматривают?
– Не говорите глупостей.
– Гм. Попытаюсь.