Пока слуги обсуждали достоинства и целесообразность связи Дарли и Элспет, главные герои обдумывали свои «за» и «против».
Никто не входил и не выходил из комнаты, отметил Джулиус, значит, Элспет одна, хотя, может, и нет. Впрочем, насколько он помнил, ее горничная не спала с ней. И если Софи и была там, она, скорее всего в гардеробной, решил он, в восьмой раз, пересчитывая стриженые тисовые деревья.
Пока Дарли пересчитывал тисы, Элспет уже почти решилась отправиться на его поиски, единственное, что ее сдерживало, это колоссальные размеры Уэстерлендс-Хауса. Герцогиня упомянула о тридцати с чем-то спальнях.
Ведь она могла спросить кого-нибудь из слуг, где спал Дарли, подумала она.
Насколько рискованным будет этот шаг? И щекотливый.
По мере того как часы отсчитывали уходящие минуты, Элспет, в конце концов, пришла к заключению, что ни неловкость и щекотливость, ни безнадежность и отчаяние не будут иметь значения, если она не вернется из своего плавания. А эта вероятность была очень реальна. Путешествие сопряжено с огромными рисками и опасностями. Океан и погода абсолютно непредсказуемы, пираты свирепствуют у африканского побережья, Марокко номинально правит султан константинопольский, но реально там правят местные автократы. Единственный представитель власти Англии — консул в Танжере.
И когда речь шла о жизни и смерти, вопросы благопристойности и неловкости казались не столь значительными.
Или даже абсолютно несущественными. Откинув одеяло, она выскользнула из постели и потянулась за халатом.
Не стоит пересчитывать тисы в девятый раз, решил Дарли, словно достигнув определенной степени самопознания.
Круто развернувшись, он зашагал к Королевской комнате.
Пропади оно все пропадом. Пошло оно все к черту. Или она.
Или он сам, в конце концов. Но хватит стоять в холле безвольным придурком.
Дойдя до Королевской комнаты, он толчком открыл дверь и вошел, дверь захлопнулась за ним с тихим щелчком.
Элспет резко развернулась, ее глаза распахнулись, она прикрыла грудь халатом.
— Ты одна? — грубо спросил Дарли. — Да мне, в общем-то, наплевать.
Дипломатия, похоже, уступила место неприкрытому хамству.
Она сделала глубокий вздох, его резкий тон вызвал в ней волну неприятных воспоминаний.
— Не говори со мной таким тоном. — Избавившись от Графтона, она останется свободной, и этой твердой убежденности обожание явно уступало.
Он едва не улыбнулся подобной дерзости. Она казалась такой маленькой по сравнению с ним, к тому же он был в своем доме. Но сам он оказался здесь, повинуясь какой-то неудержимой силе, которую не мог больше игнорировать, и когда он заговорил снова, его голос звучал мягко.