А может быть, и не он принес, — не знаю.
Я уже жила в писательской надстройке на канале Грибоедова, в пустой квартире какого-то известного писателя, который был в эвакуации.
Я переехала туда, потому что в наш дом на Надеждинской попала бомба. Квартира наша не была разрушена, но в доме уже нельзя было жить.
Значит, я жила теперь на канале Грибоедова, неподалеку от храма Воскресения Господня, на одной площадке с Зощенко. То есть на той же площадке, на третьем этаже, где была квартира Зощенко. Как раз напротив его квартиры.
В один из дней ко мне пришел человек из Союза писателей. Он знал Даню. Кажется, это был известный писатель, я уже не помню сейчас его фамилию.
Он сказал, что уходит последний грузовик на Большую землю. Последний! И мне как жене писателя могут дать в нем место. Я включена в список на эвакуацию. Причем у меня есть возможность взять с собой еще одного — только одного! — человека: мать, отца, сестру или своего ребенка.
Я сейчас же подумала об Ольге.
Он сказал, куда и в какой час я должна придти. Где будет сбор и так далее.
Я сразу же позвонила Ольге. И говорю:
— Оля, есть возможность уехать вместе со мной…
Конечно, никаких мыслей о том, что у нее был роман с Даней, у меня в этот момент не было. Я хотела ее спасти.
Она уже вышла из клиники. И пришла ко мне. Я говорю:
— Я тебя прошу, я тебя умоляю, — едем со мной. Она говорит:
— Нет, Машка, — она звала меня Машка, — я не поеду, тут недалеко мама, и я не уеду отсюда.
Лили>' уже не было в живых.
Я говорю:
— Хорошо. Подумай еще. У тебя есть время подумать. Ты сюда вернешься…
Она ни в какую!
Я снова:
— Оля, подумай, мне уже надо сообщить, одна я еду или с тобой. Решай!
Я сняла со стены икону, большую, мамину, поставила ее на табуретку, чтобы она стояла. Эта икона была у мамы с тех пор, как она вышла замуж. Она висела у нее над кроватью.
Я произнесла молитву. Оля тоже. Мы поцеловались.
Я ее опять стала упрашивать. Я говорю:
— Есть время подумать. Немножко. Надо сообщить, едешь ли ты, потому что последняя машина уходит.
Но она:
— Нет. Положимся на Волю Божью. Я остаюсь.
Я ее перекрестила, и на прощанье мы обнялись.
У меня уже были готовы санки. Маленькие детские санки, мне кто-то дал. Я уже не могла ничего нести в руках, даже легкое. Я собрала что могла взять с собой в небольшой узелок.
Взяла нашу Библию, несколько фотографий, не помню еще что. И ринулась с этим узелком на сборный пункт. На вокзал. Когда я пришла туда, я увидела огромные грузовики с высокими бортами, в которых возят скот. Это были последние машины, которые уходили на Большую землю.