Я бросилась за кошкой, чтобы ее поймать. Но она, слава Богу, убежала. Хозяева с ужасом посмотрели на меня.
В этом селе мы пробыли совсем немного.
Помню, как нас собрали на деревенской площади и перед нами держал речь молодой военный, одетый в элегантную военную форму. Он произнес очень короткую речь, сказал, что «мы стараемся чем можем вам помочь».
Нам действительно стали выдавать хлеб. И, конечно, больше, чем в Ленинграде.
И никто уже не умирал, и все уже были как-то спокойнее.
Мы ждали, что за нами придут вагоны, которые увезут нас.
Вскоре пришел состав, и началась посадка.
У вагонов стояли военные, во всяком случае люди, одетые в военную форму, которые пропускали в вагоны по спискам, с соблюдением особой иерархии.
Первыми имели право войти те, у кого были ордена, орденоносцы. Потом — артисты Малого театра. Потом — все остальные.
Я хотела войти в вагон, но меня остановили.
В стороне, на платформе, стояли два человека, средних лет, — кажется, это были писатели, — которые, как я поняла, говорили обо мне. Я ждала, чтобы мне дали бумагу, что я могу ехать.
— Возьми эту женщину, — сказал один из них.
— А кто это такая?
— Как кто такая? Это вдова Хармса.
— Кого, кого?
— Я тебе говорю: Хармса. Ты что, глухой?
— Эта женщина — вдова Хармса?! Ты мне сказки не рассказывай! Эти не она. Я знал Хармса, — не может быть, чтобы она была его женой.
— Да, она жена Хармса. Ее включили в список.
— Ты уверен, что это жена Хармса?
— Конечно. Я тебе говорю, — я знаю точно.
Они спорили уже несколько минут, я стояла в стороне и всё слышала.
— Боже праведный! Посмотри, на что она похожа! Это ничто…
— Вот на то и похожа…
Я в самом деле выглядела фатально и была похожа на нищую, грязная, оборванная, без переднего зуба. Тот всё не верил.
— Этого не может быть, — зачем ты мне врешь?!
— Да ты что, не видишь, что она уже в таком состоянии… Тебе попадет, если ты ее не возьмешь.
— Но ты понимаешь, о ком мы говорим?! Я не могу брать на себя такую ответственность…
— Хорошо, я беру это на себя. Она войдет, я дам ей возможность уехать, и больше ничего меня не спрашивай, понятно? Это его вдова…
— Ну, ты отвечаешь…
И мне:
— Проходите, товарищ. Садитесь в вагон.
Я влезла на верхнюю полку.
На нижней сидела пожилая женщина, мне незнакомая.
Нам дали что-то поесть. И тут у многих началось расстройство желудка, потому что они набросились на еду. Люди умирали, потому что они начали есть.
Я сразу съела весь свой хлеб, который мне выдали. Мне стало очень плохо, и с каждым часом делалось всё хуже и хуже.
Поезд тронулся, и был уже в пути день, другой, третий… Меня рвало и мучила дистрофия. Я чувствовала, что иду к концу.