— Слышь, мать, ты бы не материла мне командира, а? — Симаков говорил медленно, подбирая каждое слово. — У него, между прочим, с Украины еще рана на теле. И мы не оттуда, — он махнул рукой на запад, — бежим. Мы туда едем. Чтобы драться. Вот если обратно побежим — можешь нам в глаза плевать…
— Да нужны вы мне тогда будете, — махнула рукой колхозница и повернулась, чтобы уходить.
— Эй, командир! — донесся из-за танка веселый голос Безуглого. — Пить хочешь? Тут вода вкусная.
— А мне жрать хочется, — добавил невидимый Осокин. — Со вчерашнего вечера ничего не жрал, уже кишки поют.
— Куда в тебя, Васька, столько помещается, ну ведь шкет мелкий, — подумал вслух радист.
— Я расту, мне кушать надо, — невозмутимо ответил водитель.
Лязгая бидоном, оба танкиста обошли танк и нос к носу столкнулись с колхозницей.
— Э-э-э, — озадаченно начал Безуглый. — А что тут у нас происходит?
— Шефская встреча «Село — фронту», — мрачно ответил Петров. — Грузите бидон и поехали, пока нам тут глаза не заплевали.
Только тут он заметил, что женщина встала как вкопанная и, не отрываясь, смотрит на Осокина.
— Господи, — прошептала она. — Ну пацаненка-то куда тащите?
Водитель умылся у колодца, и теперь, своим детским каким-то лицом, комбинезоном не по размеру, он и впрямь казался подростком.
— Я — не пацаненок, — спокойно сказал механик, залезая на лобовую броню.
Крякнув, Осокин принял у радиста бидон и опустил его на свое сиденье, затем сам нырнул в люк и с грохотом заворочался внутри танка.
— Ладно, чего время терять, — вздохнул Петеров. — Сашка, полезай, помоги ему. Да поедем пожалуй.
— Подождите, — сказала вдруг женщина и быстрым шагом направилась к ближайшей избе.
Командир и наводчик забрались в башню, Осокин наконец пристроил куда-то бидон и теперь осторожно газовал.
— Смотри, командир, она обратно идет, — кивнул Симаков.
Колхозница возвращалась, прижимая к груди что-то, завернутое в холстину.
— Заранее, что ли, плюнуть хочет, — пробормотал комроты, когда та подошла к танку.
— Вот, возьмите, — женщина протянула сверток Петрову. — Вы же, наверное, голодные. Там хлеб, сало копченое и яйца вареные.
— Чего этот вдруг? — ляпнул Симаков.
Женщина махнула рукой.
— Да у меня самой и муж, и братья, и старшенький в армии. Может, и их кто покормит. Вы уж простите меня, родные, что я так на вас… — она вдруг отвернулась и вытерла глаза краем косынки. — Вы, главное, живыми возвращайтесь. У меня три дочери подрастают, за кого я их выдавать буду?
В этот момент Осокин дал газ, и «тридцатьчетверка» медленно поползла по улице. Петров оглянулся в последний раз — женщина, имени которой он даже не успел спросить, стояла у забора и смотрела им вслед. Под свист невесть откуда взявшихся пацанов танк, набирая скорость, прошел по улице, волоча за собой измочаленную березу, и въехал в лес. Старший лейтенант внимательно оглядывался, но никаких признаков того, что в этом лесу, большом, надо признать, сосредотачивается для наступления целая дивизия, он пока не видел. Решив поупражняться, командир закрыл башенный люк и принялся крутить перископ, пытаясь разобрать что-нибудь в мелькании стволов и ветвей.