Вид помятой страдалицы вызвал угрызения совести.
– Может мне ещё извиниться перед тобой? – зло буркнул он перекосившейся подушке. – Извините, бабушка!
Почему он назвал подушку бабушкой, Грэм так и не понял. Неожиданно, на него нахлынуло дикое, непреодолимое желание покинуть и эту несносную комнату, и подушку-старушку, которые были пропитаны его одиночеством и тоской по, хранящемуся в сокровенном уголке его сознания, образу любимой.
Историку страстно, незамедлительно захотелось выйти на берег, погружающегося в ночь океана, как если бы там он смог вернуть, неожиданно и досадно, утраченную память. Стремительно поднявшись с кровати, Грэм поспешил к волнам и закату.
Словно призрачная тень ночной птицы он пронёсся по тёмным коридорам и лестницам здания. Выскочил на сонную террасу, засыпающую в долгожданном покое отсутствия посетителей, и, стремглав, сбежал по знакомой извилистой тропе к самой кромке прибоя.
Уайтхэм спешил на величественный валун, отгораживающий пляж от россыпи более мелких камней. Казалось, что своей огромной массой он придавил кромку океана, навсегда связав его с песчаным берегом. Длинные пряди водорослей, которыми оброс этот каменный исполин, походили на бороду древнего великана или самого морского бога Нептуна.
Взобравшись на самое темя «божественной головы», Грэм искренне обрадовался увиденному, ведь, он впервые наблюдал закат Солнца на экваторе, хоть и объездил половину мира. Огромное, красное светило медленно и величественно водружалось на горизонт, словно, монарх всего сущего усаживался на свой трон.
Огненно-красный шар гигантских размеров готов был соприкоснуться с холодом и безграничностью океанского простора, чтобы забурлить, закипеть в этом царстве тьмы, возвращая его к жизни, своей неукротимой страстью пробуждения и оживления.
Грэм, сбросив обувь и засучив брючины, поспешил спуститься ближе к самой воде, усевшись на самый край валуна, где расположился, словно специально подготовленный самим прибоем, довольно просторный выступ. Осторожно приблизив ноги к поверхности воды, он, испытывая трепет и блаженство, опустил ноги в морскую прохладу.
Как знать, может быть, ему только показалось, что вода была удивительно холодной, даже ледяной? Но одно, он знал, точно, – она была не агрессивной, а доброй. Бросив взгляд, на забытое им на несколько секунд светило, Грэм понял, что пошли последние секунды перед соприкосновением Солнца с океаном. Миг, ещё один, и этот момент настал!
Всего несколько осторожных, робких прикосновений, как проба воды перед купанием, и океан мгновенно загорелся алым светом от горизонта до самого берега. Прямо, к опущенным в воду ногам Грэма, от далёкого, кровавого цвета шара, стремительно побежали блики, играющие на волнах, словно, стая пылающих летучих рыб, которых вспугнуло своенравное светило из бесконечной дали спящего океана, где они грелись дружной стайкой под красно-огненным шаром.