У Ларионова вдруг перехватило дыхание, он сглотнул воздух с трудом, кадык на его загорелой жилистой шее подпрыгнул, как теннисный мячик, выражение стыда и отвращения на его лице удивительно не сочеталось с залихватски сдвинутой на затылок фуражкой.
— Что? — не поняла я и как-то заранее испугалась.
— Он мне… в лицо… плюнул… — растерянно сказал Ларионов, и в голосе его задребезжали вновь унижение и ярость.
Ларионов остановился, повернулся ко мне и повторил:
— Представляете — плюнул в лицо?!
Он испытывал острый стыд и сильный испуг — особый испуг за другого человека, обезумевшего на глазах.
— Вы ударили его? — бессмысленно спросила я.
— Да. Очень сильно. Но у меня тряслись от волнения руки — вон разбил все костяшки. Со мной никогда такого не случалось. Не знаю, как вам объяснить, Ирина Сергеевна, у меня было ощущение, что я от гнева и обиды потерял сознание… Мне как-то в голову не приходило, что вот так спокойно, на улице один незнакомый человек может плюнуть в лицо другому. Что же у него в мозгах в это время происходило?
— И что с ним стало?
— Ничего, вырубился, конечно, на некоторое время, пока я со вторым разбирался…
— А второй откуда взялся?
— С заднего сиденья выскочил и врезал мне по голове бутылкой коньяка — я его со спины не заметил…
— Господи! Как же он вас не убил?
— Он промазал немного — на пару сантиметров, удар пришелся по тулье фуражки. Такого дефицита — бутылки коньяка — для моей башки не пожалел. — Ларионов грустно усмехнулся.
— Может, он за своего друга-плеваку испугался? — предположила я.
— Наверное, — пожал он плечами. — Но зря он за него пугался — я от мандража его несильно вырубил. И всю злость на молотобойца с бутылкой выплеснул…
— Вы ему тоже «врубили»? Или «вырубили»? — Я уже начала ориентироваться в этой рубочной технологии.
— Нет, он на меня с обломком бутылки пошел. Насмотрелся киношек, там всегда блатные отбитой бутылкой грозятся…
— А что люди вокруг? Милиция?
— А что люди? Стоят вокруг, кричат… Да и быстро все это случилось… Я как увидел эту обломанную бутылку, мне вроде бы снова в лицо плюнули. Мразь такая! Он пьяный, неуклюжий, за ним только наглость, понт неукротимый… Я его через себя как вертанул! Да не рассчитал — он прямо в эту витрину улетел… Стекло вышиб и два цветных телевизора обратно на транзисторы башкой разобрал…
Мы стояли около темной, забранной неопрятной фанерой витрины, сиротливо топталась неподалеку бабка с цветами.
— Н-да, — неуверенно протянула я. — Крепко вы с ними разобрались…
— Да, видит бог, я не хотел этого, — усмехнулся Ларионов грустно. — Вышло так… У меня боцман — натурфилософ с начальным образованием… Он в таких случаях говорит: будьте вежливы с чужаками, потому что, толкая незнакомца в грудь, рискуешь очнуться со сломанной пастью…