— Итак, подъехал на своей машине Степанов… Чем вы занимались?
— Мы?
— Вы! Вы! Вы, Плахотин, и ваши приятели!
— Я? — переспросил Плахотин и весь подался мне навстречу, став еще больше похожим на самоходную установку для перемещения в пространстве своего замечательного носа. — Я стоял… Ел шашлык… С ребятами разговаривали, шутили… анекдоты рассказывали…
— Что сказал, подойдя к вам, Степанов? — спросил я, вылез из кресла и встал против Плахотина, стараясь поймать его взгляд, но маленькие простодушные глазки, нацепленные на громадный нос, как пенсне, упорно уклонялись, ерзали, высматривали что-то исключительно интересное в углу.
— Да я не очень помню, чего он там сказал… Вроде бы закурить попросил… Но как-то грубо так… Мол, вы, торгаши, курево гоните!..
— А дальше что произошло?
— Что-что? Я его урезонивать стал, все ж таки знакомый, работаем вместе, перед приличными людями неудобно… А он ни с того, ни с сего как даст мне вдруг по тыкве! Промеж глаз!..
— Тыква — это голова? — уточнил я.
— Ну да, говорят так… У меня прям сознание помутилось…
— Вы упали после удара Степанова?
— Нет, — он настороженно-быстро взглянул на меня. — Плохо помню подробности… Но вроде бы я на ногах устоял, хотя плюху он мне засветил крепкую…
— И что, ваши друзья после этого стали бить Степанова?
— Ну, как вам сказать, не то чтобы так уж бить, а просто стали оттягивать. Ну, дали ему, конечно, ногой пару раз в южную часть спины…
— Припомните, Плахотин, кто именно давал Степанову ногой в южную часть спины, — мне хотелось, чтобы он выложил как можно больше подробностей, сколь бы малозначащими на первый взгляд они ни были.
— Честное слово, товарищ следователь, не помню, — горячо заверил меня Плахотин. — Вы же видели Степанова? Вот представьте, этот бык вам бы засветил плюху промежду глазенапов, тоже бы не обрадовались…
Мы замолчали, я мрачно ходил по кабинету, а Плахотин истово дышал, правдиво смотрел на меня простодушными, честными глазами. Подумав, он сказал:
— Утверждать не могу, но, кажется, Степанова ударил Вася Дрозденко, покойник, царство ему небесное… — помолчал и задал сам себе вопрос: — Может, он из-за этого на него наехал?
— Может быть, — сразу согласился я, сел на стул против Плахотина и, положив ему руку на плечо, попросил: — Вы, Плахотин, подумайте над своими ответами, от них, возможно, зависит судьба Степанова.
Лицо Плахотина осветилось простодушной улыбкой ребенка.
— А чего мне думать, товарищ следователь? Я ведь рассказываю, как было! Против Степанова я, ей-богу, ничего не имею и зла ему не желаю. Но, раз он такой дурак, псих такой, пускай теперь хоть головой в навоз кидается…