Но и у одноглазого страшилища была своя слабина: раз в полтора месяца Федор аккуратно запивал. Пил он неделю, тихо, но беспробудно, запершись в своей сторожке в дальнем углу сада. Живодерцы узнавали об этом по многоголосому щебетанию, несущемуся из домика Федора по всей улице. Следуя своей непонятной прихоти, каждый раз перед запоем Федор отправлялся на Тишинский рынок, скупал там щеглов и синиц, обвешивал клетками всю сторожку и пьянствовал среди непрестанного щелканья, свиста и рулад. Откуда была эта страсть к птичьему пению, никто не знал, но признак был верный: Федор скупает на Тишинке птицу – жди запоя.
– Я полезу, клянусь! – стуча кулаком в грудь, божился Яшка. – Зря я, что ли, третье лето случая дожидаюсь? Два года назад Федор на Троицу запил, весь крыжовник еще зеленый висел, а прошлогодь – сразу после Спаса, уже весь урожай сняли. Сегодня как раз вовремя! Я не я буду, если все кусты не обдеру! Хватит этим каторжанам народ дразнить!
– Яша, не надо… – У стоящей рядом Дашки дрожал голос. – Ну что с того, что Федора нету? А собаки? Разорвут…
– А что мне собаки? – хмыкал Яшка. – Ноги-то на что? Не от таких бегали! Ну – кто со мной?
Цыгане мялись, смущенно поглядывали друг на друга, на Яшку, молчали. Сидящая на лестнице Маргитка, сощурясь, оглядела их, презрительно присвистнула сквозь зубы, спрыгнула на землю.
– Меня возьмешь?
– С ума сошла! – фыркнул Яшка. – Как раз за юбку полканы и ухватят!
– Подвяжу юбку. Берешь, что ли?
– Выкуси! – Яшка показал сестре фигу. – Такое дело парню по грудки, а тебе – так с головкой.
Ничуть не обидевшись, Маргитка отстранила фигу, вызывающе посмотрела на цыган:
– Что же делать, если парней-то больше нет? Одни телята остались!
Яшка нахмурился, но промолчал. И недоверчиво поднял брови, когда с крыльца раздался взволнованный голос:
– Я пойду!
Гришка прошел сквозь расступившуюся толпу цыган, встал рядом с Яшкой, повторил:
– Я с тобой.
– Смотри, морэ… – Яшка, казалось, колебался. – Там ведь правда кобели бешеные!
– Ништо. Да отстань ты от меня, ну? – Гришка сердито оторвал от рукава Дашкину руку. – Сказал – пойду, значит, пойду!
– Повадился кувшин по воду ходить… – рассмеялась Маргитка, но Яшка показал ей кулак, и она умолкла.
Через десять минут вниз по Живодерке двигалось пестрое шествие. Гришку с Яшкой провожали как на ратный подвиг, и они шли по улице окруженные толпой молодежи. Из-за заборов высовывались головы соседей, слышались вопросы: «Куда вы, цыгане?» – «К Толоконникову», – небрежно отвечал Яшка, и в ответ слышался изумленный возглас или уважительный свист. Нередко из дома выбегали дети и бежали следом за процессией. К дому Маслишина подошла уже целая толпа, и к цыганам присоединились несколько студентов и Анютка в новом голубом платье.