Примерно в те же дни, когда решался вопрос о свадьбе Насти с котляром, Илья Смоляко наконец доигрался. Допрыгался, проклятый кобель, добегался по ночам к мужней купчихе, долазился в потемках по чужим дворам. Муж Баташевой, который с зимы был в отъезде по делам, вернулся домой как раз в тот момент, когда горничная Лизаветы Матвеевны вела Илью к своей барыне. К счастью, Илью поймали не в спальне Баташевой, а во дворе, где приказчики купца разгружали подводы, и Илью приняли за вора. Началось побоище, и быть бы Смоляко если не в могиле, то наверняка в квартальной части, не подоспей на выручку цыгане во главе с Митро. Парни знали, что купец Баташев вернулся в Москву, и целый день пробегали по городу в поисках Ильи. Не найдя его нигде, побежали на Полянку, к баташевскому дому, и успели прямо к драке. Битва закончилась победой цыган, которые, разгромив приказчиков, еще и умудрились утащить с собой избитого до потери сознания Илью. Три дня он провалялся в доме цыган-барышников в Таганке, сестра Варька безотлучно была с ним, а на четвертый день пришла и Настя. Больше ни ее, ни Смоляковых никто не видел в Москве.
Даже сейчас, семнадцать лет спустя, Яков Васильев не мог понять одного. Ведь все цыгане, все до единого, знали, что Илья бегает к любовнице. А раз знали все, значит, знала и Настя. И как же, черт возьми, она смогла прийти к нему после такого?! Как смогла простить ему оскорбление на пороге дома Сбежнева, как могла убежать с ним в табор от жениха, от уже слаженной свадьбы, от хора, от славы, гремящей на всю Москву? Убежать без копейки, без единой тряпки – в чем была? Чем ее взял этот таборный голодранец без стыда и совести, за что Настька так любила его?
Разумеется, опять грянул скандал, который подняли возмущенные котляры. Разумеется, Якову Васильеву пришлось выслушать кучу неприятных слов, вернуть уже полученные пять тысяч и все силы направить на то, чтобы сохранить приличные отношения с болгарской семьей: все-таки после свадьбы Митро и Илонки они были родственниками. Разумеется, доходы хора, лишившегося в одночасье почти всех ведущих солистов, упали чуть ли не втрое – слава богу, хоть эта шлюха Данка тогда еще пела у них да Илонка оказалась весьма недурной плясуньей. Разумеется, ему, хореводу, нужно было ломать голову над тем, как все это исправить. Но сильнее всего грызла смертная обида на дочь. Ведь, господь свидетель, если бы Настька пришла к нему и сказала прямо, что хочет выйти замуж за Илью, – разве Яков Васильев смог бы помешать ей? Разве он хотел чего-нибудь, кроме Настиного счастья? Наоборот – может, это бы было и к лучшему. Ведь тогда и Илья, и Варька остались бы в хоре, все-таки убытка меньше. Но Настя решила по-своему, и Яков Васильев едва сумел тогда сдержаться и не проклясть дочь.