— Не сердитесь так на начальницу, благородный господин! — вполголоса произнесла Жозефина, умоляюще взглянув на принца.— Видите, она вся дрожит.
— Ваше королевское высочество,— вымолвила наконец ханжа со смиренным поклоном,— поверьте, такого никогда больше не повторится. В нашем деле без строгости не обойтись, а молиться и каяться — наша святая обязанность. Попрошу вас ненадолго задержаться, мне еще надо отдать вам золотую монету…
— Купите на нее что-нибудь полезное для бедных детей,— сказал принц и обратился к Жозефине: — А краски мы все равно с тобой купим, и самые лучшие!
Игуменья и принц холодно кивнули начальнице, а Шарлотта заявила, что берет маленькую Жозефину к себе на воспитание.
Кастелянша переодела девочку в ее платье, вернула башмаки с чулками, и Жозефина, радостно простившись с учителями, наставницами, мальчиками и девочками, с сияющим лицом уселась в экипаж между принцем и принцессой.
У начальницы от испуга и волнения сделались сильные головные боли, и на следующий день она никого не велела принимать.
Чтобы успокоить читателя, заметим, что управление воспитательным домом недолго оставалось в руках этой ханжи и ее приспешников. Пришли новые люди, обращавшие одинаковое внимание и на нравственное, и на физическое развитие несчастных созданий, для которых волею судьбы, воспитательный дом стал отчим домом.
XIII. ИСПОВЕДЬ СТРАДАЛИЦЫ
Вернемся теперь к Эбергарду и Маргарите.
Уже светало, когда князь с дочерью на руках выбрался из монастыря и, проехав через лес, в глубине которого еще таился мрак, остановился на опушке.
Его сопровождали Мартин, Сандок и плененный барон Шлеве. Что касается монаха Антонио, то он воспользовался суматохой и незаметно исчез, растворился в ночи.
Барон Шлеве был вне себя от гнева и досады. Мало того, что он оказался в руках своих заклятых врагов; пленница монастыря кармелиток, которая должна была навеки исчезнуть в потайном каменном подземелье, оказалась на свободе. Правда, она без сознания, очень истощена и ослаблена болезнью, и есть надежда, что князю не удастся спасти ее…
Изворотливый ум барона искал способы освободиться, но тщетно — Сандок стерег каждое его движение зоркими глазами аргуса. Боялся Шлеве и мести князя Монте-Веро, но Эбергард в эти минуты меньше всего думал о злодее бароне.
На земле, на разостланном плаще лежала его возлюбленная дочь, его Маргарита, которую он столько лет искал. Она была без сознания и дышала так слабо, как новорожденный младенец; бледное лицо ее, до предела изможденное, выражало глубокую скорбь и все-таки было прекрасно. Длинные темные ресницы оттеняли закрытые глаза, белокурые волосы рассыпались по плечам; до крайности изношенное платье свидетельствовало о нищете, которую она должна была терпеть.