Рядом с залой находился зимний сад. Здесь среди мраморных колонн и зелени были расставлены столы и стулья, а напротив них находились беседки, обвитые зеленью. В зимнем саду был свой оркестр; он играл попеременно с оркестром залы, и под его музыку танцевали. На галерее располагались отдельные кабинеты, куда могли удалиться от шума толпы все, кто жаждал уединения и даруемых им наслаждений.
Убранство залы было до того ослепительно, что Жозе невольно остановился, чтобы привыкнуть к окружающему блеску этих пышных чертогов разврата.
Некоторые ниши, прибежища влюбленных, были уже задернуты красными драпри, а посреди залы на гладком, как зеркало, паркете танцевали веселые маски.
Бальные туалеты дам, украшенные цветами, поражали изысканной смелостью, лица скрывали маленькие полумаски, порой дерзко приподнимаемые рукой любопытного кавалера, желавшего получше разглядеть личико своей дамы. Многие мужчины были в домино, между ними мелькали рыцари, разбойники, турки, индийцы, цыгане. Один гость рискнул даже явиться на этот праздник любви затянутым в трико, с небрежно перекинутым через плечо красным шелковым шарфом.
Пользуясь свободой маскарада, гости смеялись, шутили самым непринужденным образом, пили шампанское, кружились под звуки музыки так, что платья развевались и обнажали прекрасные ножки обольстительных масок более, чем это было принято даже в маскарадах Шато-Руж.
Вдруг раздался звук фанфар, приглашавший гостей в зимний сад посмотреть на танец вакханок и фавнов в стиле Людовика XV. Женщины, увенчанные плющом и прикрытые лишь небольшими тигровыми шкурками, представляли собой обольстительную картину. Ни одной из кружившихся в диком танце вакханок нельзя было отдать предпочтения: все были одинаково хороши, грациозны и легки. То неслись они, опираясь на руки фавнов, с виноградными венками на голове, то рука об руку вертелись в страстном упоении.
Блестящие темные глаза Жозе пристально следили за каждой фигурой, он не мог скрыть удовольствия от вида обнаженных женских форм. Брат Жозе уже слышал, что открывшееся его взорам сладострастное зрелище — это лишь начало, за. ним последуют живые картины, еще более соблазнительные. Искусная постановка этих живых картин принадлежала какой-то высокопоставленной графине, недавно купившей в Париже роскошный дворец, о сказочном великолепии которого ходили легенды.
Внутренний голос говорил Жозе, что эта графиня, быть может, та самая женщина, о которой таинственно упоминал брат Эразм. Он попытался расспросить соседей, но никто не мог назвать ее имя. Известно было только, что в ее дворце устраивались увеселения, которые были еще роскошнее и соблазнительнее исполнявшихся здесь.