– Что с тобой? – спросила она. – Ты плачешь? Не надо…
* * *
Дина сунула руку в карман шубы. Опять забыла газовый баллончик. Черный силуэт явно направлялся к ней. Когда человек приблизился, она увидела, что он не один. Рядом семенил смешной лохматый пес. Дина облегченно вздохнула. О маньяках-собачниках она еще не слышала.
– Слышь, девка. Не бойся, – сказал незнакомец. – Собачонок не нужен тебе? Цуцик. Хороший. Умный. Привязался вот. А мне никак. Убьют его со мной. Или с голоду подохнет.
– Вы продаете собаку? – совсем успокоилась Дина.
– Да бери так. Халява, значит.
– Но у меня есть собака. А чей это щенок? Он бездомный?
– Ошейник у него есть. Неблохастый. Может, порода какая…
Дина открыла рот, чтобы решительно сказать: «Нет!» – но тут по неосторожности посмотрела на собаку. Сквозь спутанные лохмы на нее уставились горячие блестящие глаза. Опущенные ушки поднялись. И вся собака, похожая на мягкую игрушку, превратилась в трепет и ожидание. Дине стало жарко. «Он все понял».
– Хорошо. Я его возьму. Что-то придумаю. Может, на ошейнике написан телефон? Вы не смотрели?
– Да мне без разницы. Я по телефонам не звоню. Возьми. Пусть хоть поест-поспит в тепле. Голодный он.
Дина отцепила ручку-цепочку от золотистой сумочки и просунула ее под ошейник.
– Я посмотрю. И, конечно, он поспит-поест. А вы кто?
– Вовка. Вовка-Кабанчик. Для друзей. Бомжую я. Типа без места жительства. Так я пойду?
Он повернулся, ссутулился, подготовился к долгому пути и с недоверием оглянулся, когда Дина его окликнула.
– Подождите. Собаку нельзя брать бесплатно. Счастья у нее не будет. Возьмите, пожалуйста.
Вовка молча зажал в ладони две бумажки и долго смотрел вслед Дине, уводящей его цуцика, не совсем понимая причину пустоты и дискомфорта у себя в груди. Потом медленно дошел до фонаря, посмотрел на купюры и сказал себе без особой радости: «Ну, ни фига!» На ладони лежали двести долларов.
Парень поднялся, застегнул брюки, закурил. Потом притянул к себе Катину голову и крепко поцеловал ее в губы. Катя с детства ненавидела табачный дым, но сейчас запах дешевых сигарет был ей даже приятен. Она внимательно смотрела в небольшие серые глаза парня. В них действительно блестят слезы, или ей это просто кажется?
– Я скоро приду, – сказал он. – Мне нужно тут… недалеко заглянуть.
Катя кивнула. Но как только осталась одна, почувствовала: к ней вернулось это состояние, от которого она бежит, как от смерти. Тоска, нетерпение, чувство бесконечного одиночества и уверенность в том, что за ней кто-то неотступно наблюдает. Нужно бежать. Катя выглянула в окно кабины. Ни людей, ни домов. Куда бежать? Взгляд ее упал на руль, кнопки, рычаги управления. Она не любила технику вообще и автомобили в частности. Муж Игорь три раза покупал подержанные иномарки и столько же раз продавал. Интервал между сделками был, как правило, мал и определялся кривой их финансовой нестабильности, которая все время почему-то стремилась к нулю. Но даже тогда, когда у них была своя машина, Катя избегала на ней ездить. Ей не нравилось, что вся эта хлипкая ерунда, которую нужно дергать, нажимать, крутить, все время перед глазами. Даже в самолете Катя чувствовала себя гораздо спокойнее, потому что не наблюдала за процессом управления. Но сейчас сильнее всех остальных чувств было желание передвигаться. Причем как можно быстрее. Катя зачем-то надела оставленные водителем большие черные перчатки без пальцев и стала храбро нажимать все кнопки, тянуть разные рукоятки, крутить руль. Она удивилась тому, что машина не сдвинулась с места. Но отчаяния не было. Как обычно в последнее время, решение пришло со стороны. Катя открыла дверь кабины и спрыгнула босыми ногами на подмерзшую грязь. Пошла, не выбирая направления. Времени она не чувствовала. Но заметила, что небо стало светлеть.