С наступлением сумерек мы с Николаем, спрятав под пальто молотки и клинья, двинулись к своей дороге.
Вдоль шоссе тянулась чахлая лесозащитная полоса. Оставаться в ней незамеченными было невозможно, но в нескольких километрах от города у самой дороги стоял сгоревший дом, где до войны размещался дорожно-ремонтный пункт. Там же валялась в беспорядке нехитрая по тем временам дорожная техника. Это место и стало для нас надежным укрытием. Едва собрались выйти на дорогу, как послышался шум, и тут же мимо промчались четыре больших грузовика. Когда они скрылись из виду, мы выбежали на шоссе и принялись забивать клинья. В мерзлый асфальт даже хорошо отточенные «колючки» не все лезли. Мы колотили молотками с такой силой, что искры сыпались. Некоторые клинья гнулись, и мы их отбрасывали подальше от дороги. Порой казалось, что стук разносится по всей округе, на несколько километров, и мы припадали к асфальту: прислушивались, не идут ли машины. Успокоившись, снова принимались за свое дело. «Колючки» старались забивать в «шахматном» порядке, на расстоянии нескольких метров друг от друга.
Ночевали у меня, но чуть свет Николай ушел. Встретились в середине дня. Долго бродили по городу, поглядывая издали на стоявшие у обочин автомашины со спущенными шинами и погнутыми дисками, возле которых, чертыхаясь, возились шоферы.
— Хорошо, но мало, — хмурясь, проговорил Николай. — Надо, чтобы они колесами вверх взлетали. Вот тогда был бы порядок. — Помолчав, добавил: — Мама сварила гарбузовую кашу. Объедение! Пойдем к нам.
Семья была в сборе. Дядя Егор на сапожной лапке ладил набойки к ребячьим ботинкам.
Отец Николая был кадровым рабочим бутылочного завода. Еще подростком он начал выдувать бутылки, заболел астмой, постоянно кашлял. Перед войной дядя Егор работал в транспортном цехе по перевозке готовой продукции. По состоянию здоровья его сняли с воинского учета. Он был добрым, отзывчивым человеком и хорошим семьянином. Николай всегда говорил об отце с уважением, относился к нему с трогательной заботой, и родительская золя была для него законом.
В тот день дядя Егор был небрит и хмур. Тетя Валя, сидя у окна, пришивала большие заплаты-очки на брюках младшего сына. Ребята в спальне играли в «чет-нечет», отвешивая друг другу щелчки.
— Что нового, орлы? — не поднимая головы, спросил дядя Егор и зажал губами несколько гвоздиков.
— Новостей приятных нет, — со вздохом сказал Николай, усаживаясь около стола и пододвигая мне скамейку. — Говорят, что позавчера ночью в бывших овощехранилищах расстреляли несколько человек. Как будто заложников.