– А дальше? – спросил ее следственный судья.
– А дальше она умерла. А я ушла. Пеларгонию я так и оставила стоять на столике.
– А почему вы так поступили?
– Как почему? Это же был мой ей подарок. И не важно, жива она или мертва. Подарок есть подарок.
– Да нет, я спрашиваю, почему вы ее убили?
– Ах, это… Потому что герр Шлессерер велел мне это сделать.
– Вы что же, все готовы были выполнить, что он вам скажет?
Посмотрев на пальцы, Эрна Демпеляйн, помедлив, ответила:
– Да.
После этого Демпеляйн было велено увести, ушел и ее адвокат, а я имел краткую беседу со следственным судьей.
– Ну и что вы об этом думаете? – поинтересовался у него я.
– Разве я решаю? – ответил он. – Как вы понимаете, я имею в виду все-таки…
– Все-таки что?
– Все-таки следует отделять мораль от справедливости.
Ну, мои уважаемые дамы и господа, приятная обязанность напоминает о себе, а наша сегодняшняя задача воистину огромна. Скрипичный квартет Равеля… Хорошо, что все мы хорошо знаем друг друга и что нас никто не слушает. В особенности сам маэстро Равель.
На этом заканчивается шестой из четвергов земельного прокурора д-ра Ф.
Откуда ему известно, спрашиваю я кошку, что маэстро Равель ничего оттуда не услышит? Откуда-откуда! Из запредельного мира!
Седьмой четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он завершает свой рассказ о «Деле с пеларгонией»
– Шлессерер все отрицал. Он не передавал Демпеляйн никакого яда – который в конце концов и не подействовал – и не понуждал ее к убийству своей жены. И в пользу Шлессерера говорило одно весьма важное обстоятельство: на момент убийства связь Шлессерера и Демпеляйн перестала существовать, так что фрау Демпеляйн не могла считаться его любовницей. Весной того года, то есть примерно за два месяца до убийства, Шлессерер обзавелся новой симпатией, а именно особой на пару десятков лет моложе Демпеляйн, которую звали Нора Грефе. Нора была молодой, подающей надежды студенткой, будущим модельером. И я имел возможность убедиться на процессе, где она выступала свидетельницей: Демпеляйн не шла ни в какое сравнение с Норой Грефе; честно говоря, я подивился везению Шлессерера – и как эта длинноногая красавица могла засмотреться на такого слизняка! Но как учит нас Карл Офф: «Любовь – вещь непостижимая…»
Грефе заявила, что за два месяца их связи ей приходилось бывать в охотничьем домике Шлессерера, и в неделю, когда произошло убийство, он также приглашал ее поехать туда с ним.
– Он настаивал, чтобы вы поехали? – стал допытываться председательствующий. – Именно настаивал?
– Да, он именно настаивал на этом…