— Это плохо. Плохо. Ну, да ладно. Уж как прорезалось.
Кошёлкин встал, прошёлся по хате. Гурьев им залюбовался невольно: ах, старая гвардия, есть ещё порох в пороховницах! Кошёлкин остановился, посмотрел на него:
— Ты чародей, что ли?!
— У тебя запас прочности потрясающий, дядь Лёш, — Гурьев улыбнулся. — Я только резонанс восстановил и стимуляцию нервной системы произвёл. Иного и не требуется твоему организму, чтобы в кондицию вернуться. Ты не пей больше, хорошо? Быстро спиться у тебя не выйдет, только желудок сожжёшь. А это так быстро не лечится.
— Скажешь, кто таков, или скамейкой тебя огреть?!
— Я подробностей рассказать тебе не могу, дядь Лёш. А своего ты во мне и без подробностей распознал. Зачем же тебе в нюансы погружаться?
— Это верно, — задумчиво сказал Кошёлкин. Он вернулся, сел снова за стол, выложил руки, сцепленные в замок, на скатерть. — Это ты верно заметил, Яков Кириллыч. Вот только не пойму я, откуда ты взялся? Не должно бы тебя быть, такого. Молод ты больно. Если б ты мой ровесник был, ну, моложе чуть, я б так не удивился. Уж больно ты зелен, для своего-то. Но свой, свой, тут уж ничего не попишешь, — и Кошёлкин улыбнулся отчаянно-молодо, показав жёлтые и ровные, целые, совершенно не стариковские зубы.
— Ну, тогда давай, дядь Лёш, побеседуем, пока хозяйка не вернулась да меня взашей не попёрла.
Он знал: никакой хозяйкой и не пахнет тут. Всё он знал.
— Нету у меня хозяйки, — нахмурился Кошёлкин. — И не было. Не болтай, будто нету глаз у тебя!
— А что ж ты, никогда и не предлагал ей руку и сердце, дядь Лёш? — оскалился в улыбке Гурьев. — Молодо-зелено, маменькой не велено. Это же всё давно позади, разве нет?
— Мадам Кошёлкина, — усмехнулся старик. — Каково звучит, а? Заслушаешься.
— Это же ерунда всё, — тихо сказал Гурьев. — Особенно теперь.
— А тебе что за дело?!
— А мне всё это так в глаза лезет, дядь Лёш, — Гурьев вздохнул. — Я отвожу, отвожу, а оно – лезет и лезет, проклятое.
— Тяжело тебе живётся, Яков Кириллыч, — криво усмехнулся старик. — Ты-то чего не остепенишься?
— Беда в том, дядь Лёш, — те, кто за нами бегают, нам сто лет не нужны. А те, без кого мы дышать не можем, в нашу сторону и не смотрят.
— Это кто ж такая, что в твою сторону не смотрит?! — удивился Кошёлкин. — Королева, что ли?!
— Почти угадал ты, дядь Лёш, — восково улыбнулся Гурьев. — Вот видишь, какие мы с тобой, — братья по несчастью, можно сказать. Так что давай друг за друга держаться. Авось удержимся, спина к спине, отобьёмся. А?
— Давай, излагай своё дело, учитель, — усмешка тронула тонкие губы Кошёлкина. — Раз пошла такая пьянка.