Сталиноморск. Декабрь 1940
Звонок из крепости раздался поздно вечером. Герасимов, откашлявшись, произнёс в трубку:
— Добрый вечер, Яков Кириллович. Открыли главную плиту. Всё готово, можем приступать.
— Нет, — вздохнул Гурьев. — Столько ждали – ещё подождём. Всё равно до утра невозможно ничего делать.
— Почему?!
— Помните, что я вам рассказывал, Михаил Михайлович? — мягко напомнил Гурьев. — Оптический замок.
— Ах, да, — смущённо пробормотал Герасимов. — Конечно. Извините.
— Я сейчас сделаю пару звонков, утром, по команде, и начнём – помолясь, как говорится. Я понимаю, вам не терпится, Михаил Михайлович. Только вы учтите – там может просто не оказаться ничего. Ничего вообще. Пустышка.
— Я чувствую, там что-то есть, Яков Кириллович. Что-то важное.
— Это хорошо, — кивнул Гурьев. — Интуиции я тоже, в общем, доверяю. Но мы подождём до утра. Если надо – то до третьего дня. До свидания, товарищ Герасимов.
Распрощавшись с археологом, Гурьев набрал номер Городецкого:
— Исполать, секретарь. Жду тебя завтра утром на объекте.
— Что там?!
— Без тебя открывать не будем.
— А если там нет ничего?
— А это мне уже совершенно неинтересно, Варяг. Я нашёл клад, и я должен тебе его показать. Так что ты прилетай, будь так добр. Утром сюда – вечером – назад. Москва денёк без тебя выстоит.
— Ладно, — по тону Городецкого Гурьев уловил, что тот хочет сказать что-то ещё. — Добро.
— Говори, дружище, — мягко подбодрил его Гурьев. — Говори, я же слышу. Говори.
— Я не один прилечу.
— Ты никогда один не летаешь. Это просто глупо – летать одному. Ты не птица.
— Гур. Я с Надеждой прилечу. С Надей.
Вот это да, подумал Гурьев. Вот это да. А я как же?!
— Конечно, Варяг. Какие разговоры. Давно?
— Месяц почти. Ну, ты знаешь, как это бывает.
— Знаю, — Гурьев ощущал такую радость за друга, что не удержался от вопроса: – Ты как чувствуешь себя, Сан Саныч?
— Я себя чувствую, Гур, — незнакомым каким-то голосом сказал Городецкий. — Я себя чувствую, Гур, ты не поверишь. Может быть, впервые за все эти годы. Чувствую, что я – это я. Человек.
— Опять я угадал.
— Улыбаешься, знаю, — вздохнул Городецкий. — Скалишься во всю рожу, довольный, как…
— Жду, Варяг. Жду. Я хочу на неё посмотреть. Правильно ли я угадал.
— Правильнее уже не бывает, Гур. Не бывает правильнее – вот так я тебе скажу. Для меня – не бывает.
Вера, подумал Гурьев. Надежда. А где же моя любовь?
* * *
Да, подумал Гурьев, глядя на Городецкого, помогающего Надежде спускаться по трапу, я угадал. Это очень, очень хорошо. Вот только – что мне сказать ей?!
— Здравствуйте, Гур, — серьёзно проговорила Надя. Её пожатие оказалось неожиданно сильным, энергичным и тёплым. — Я так много слышала о Вас, мне Саша столько всего рассказал… Я знаю – вы сделали, что могли. Вы же не могли её полюбить, правда? Вы не можете полюбить всех. Поэтому – не говорите ничего, хорошо? Наверное, это просто – судьба. Да и вообще – если б не вы…