Гурьев взял браслет, повернул, рассматривая надпись. И улыбнулся. Он помнил – и браслет, и оружие. С каким благоговением дотронулся до ребристых щёчек рукоятки впервые. И вдруг, чудовищно, невозможно сложив свою ладонь, в мгновение ока надел браслет на запястье. Полозов зажмурился, отказываясь поверить увиденному. А когда открыл глаза, ничего не изменилось. Юноша по-прежнему сидел перед ним и рассматривал браслет, теперь уже у себя на руке. А у Кира плотнее держался, пронеслось у Полозова в голове. Ну, а он – он же ещё мальчишка совсем, ему же восемнадцати ещё нет! А Гурьев смотрел на браслет и улыбался. Улыбался так, что у Полозова заломило в пояснице.
Гурьев взял в руки револьвер и прочел гравировку: «За отличные стрельбы в присутствии Их Императорских Величеств». Он поднял глаза на Полозова:
— Я понимаю, что должен хоть чем-то отблагодарить вас. Что я могу – или должен – для вас сделать?
— Ничего, дорогой мой, — Полозов снова опустился на кровать. — Ничего не надо. Кирилл Воинович… Я ему жизнью обязан, к чему тут слова. Пистолет заряжен, будьте осторожны; у меня, правда, только четыре патрона осталось, все там.
— Спасибо.
— Не стоит благодарности. Браслет этот помог бы вам в смутные времена, но вы их благополучно миновали. Поверьте, если бы мне довелось быть рядом с вами тогда, я сделал бы все, что мог. Ваша матушка – удивительная женщина, мы все были чуточку в нее влюблены в те чудные времена, когда мы были молоды и восторженно принимали жизнь, приветствуя ее звоном щита. Что ж. Ну, а теперь я могу и умереть спокойно.
— Да перестаньте, Константин Иванович. Вы же ровесник отца.
— На два года моложе. Неважно. У меня туберкулёз. Пока процесс закрытый. Долго не протяну, однако, — Полозов улыбнулся, словно извиняясь, и развел руками. — Одна надежда, что не дадите мне умереть не помянутым к добру.
Первым желанием Гурьева было – вывернуть прямо сейчас карманы, но он понял, что этот человек не возьмёт денег. Он поднялся:
— Вы можете обратиться к нам в любое время. Я оставлю вам наш адрес в Москве.
— Так вы в Москве? Понятно. Позвольте еще один вопрос: матушки вашей, Ольги Ильиничны отец, Илья Абрамович.
— Он умер в семнадцатом, буквально накануне Февраля.
Полозов опустил голову:
— Недоброе задумал Господь с нами сотворить – всех лучших людей к Себе забирает, одного за другим. Простите великодушно, заболтался я. А Николай Петрович?
— Николай Петрович в полном порядке. Есть у вас, Константин Иванович, где и чем записать?
Полозов вынул серый блокнот и химический карандаш. Гурьев написал адрес: