Бергер ненавидел гитлеризм, он чувствовал себя солдатом, который во имя родины долгое время вел опасную разведывательную работу. Он действовал на свой страх и риск и мог рассчитывать только на свои силы. Малейшая оплошность грозила смертью. Не только сапер ошибается один раз — разведчик тоже.
Август 1939 года был для Бергера исключительно тяжелым. Он жил как в лихорадке. Посещал воинские части. Часто бывал в компании высших офицеров, для которых единственной темой разговора была готовящаяся война с Польшей. Потом долгие томительные ночные часы он проводил у рации, передавая новейшую информацию о готовящейся агрессии. Он верил, что нападение неумолимо и быстро приближается, и эту свою убежденность хотел передать своему руководству в Гродно.
Утром 1 сентября 1939 года Бергер был разбужен ревом моторов десятков бомбардировщиков и истребителей, взлетавших с аэродрома в Элке. Он выглянул в окно. Небо было безоблачным. Самолеты летели на юг. Бергер понял, что началась война…
* * *
Каждый день приносил мрачные вести. Гитлеровские войска с севера, юга и запада все глубже вторгались в глубь польской земли, подавляя очаги сопротивления. Гитлеровские печать, радио, десятки репродукторов на улицах Элка захлебывались от восхваления молниеносных побед.
Разведчик Бергер чувствовал себя разбитым. Война не застала его врасплох. Он уже давно знал о ее приближении, верил, что его разведывательная работа не напрасна. Он считал, что на родине по достоинству оценят его информацию. Однако с началом войны он напрасно часами вызывал своих. Никто уже не принимал его сообщений. Десятки раз он спрашивал себя: что делать дальше? Разум подсказывал оставаться на месте и выжидать. Но разве он мог ждать, когда родина была в огне войны и решалась ее судьба? В течение многих лет центр запрещал ему даже малейшие акты диверсии или саботажа, хотя он не раз имел для этого подходящие случаи. Теперь этот запрет перестал его связывать, и он мог действовать. С большим трудом и риском Бергеру удалось раздобыть тротил, взрыватели, шнур. Теперь он мог нанести удар. Вопрос был лишь в том, что взорвать, где причинить больше вреда?..
* * *
Под предлогом контроля за поставками Бергер целыми днями разъезжал по воинским частям, которые в качестве резерва были дислоцированы в районе Элка, Пиша и Олецко. Линия фронта продвинулась далеко в глубь страны. Таким образом, Бергер добирался даже до гарнизонов, временно размещенных в Белостокском районе, — в Ломже, Замбруве, Граево.
Со дня принятия решения о диверсии Бергер внимательно наблюдал за жизнью гарнизонов, проходящими воинскими транспортами и за аэродромами. Он искал самое уязвимое место, хотел нанести как можно более чувствительный удар. В этот день утром он прибыл на авиабазу на окраине Элка. Туда были переброшены новые эскадрильи, которые срочно нуждались в снабжении. На аэродромном поле и в прилегающей округе стояли десятки самолетов, среди которых шныряли группы механиков. В цистернах подвозился бензин, а на специально оборудованных тракторных тележках — бомбы и снаряжение. Почти ежечасно эскадрильи бомбардировщиков и истребителей поднимались в воздух, выстраивались в боевой порядок и улетали на юг, где шли бои.