Зондерфюрер Охманн поприветствовал своих польских коллег, гордясь тем, что ему довелось участвовать в поимке и выдаче полякам столь опасного преступника.
Юрчик ввел в кабинет Куберского. Один из офицеров подошел к нему, защелкнул на его руках наручники и с усмешкой процедил сквозь зубы:
— Ну что, встретились, Куберский?..
Офицеры польской полиции попрощались с Охманном и Юрчиком, вынули из кобуры пистолеты и повели Куберского к автомашине. Спустя минуту пограничный шлагбаум снова поднялся, и машины помчались в направлении Граево…
— Вот так я и оказался в руках полиции. В камере предварительного заключения в Граево я сидел немного. Допросы и избиения. Вскоре под усиленной охраной, в кандалах, меня доставили в одну из тюрем Варшавы. Кто только меня не допрашивал! И полиция, и «Двойка», и «Дефа». Прибегали к самым изощренным методам. Обвиняли меня в поступках, о которых я не имел ни малейшего понятия, и настаивали, чтобы я признался. Расспрашивали прежде всего о партии, о ее людях, о связях, об убийстве полицейского. Я говорил им, что я — коммунист и ничто меня не изменит, что полицейского я убил в порядке самозащиты, полицейские первыми начали стрелять в меня, а в Пруссию я бежал для того, чтобы перебраться оттуда во Францию. Они хотели сделать из меня, коммуниста, обыкновенного уголовного преступника, чтобы скомпрометировать партию.
Следствие длилось полтора года. Начала процесса я дожидался в тюрьме в Ломже. Там сидели многие деятели Коммунистической партии. Благодаря поддержке товарищей, я держался стойко. Разработал даже план побега, и все шло как будто бы неплохо, но меня выдал один из полицейских. Охрана сорвала побег как раз в тот момент, когда я был уже почти за тюремной стеной.
Судебный процесс надо мной вызвал небывалый интерес. Отец и жена на занятые деньги наняли двух адвокатов из Варшавы. Я не одобрял этой затеи, считая, что они выбросили деньги на ветер, поскольку не верил в справедливость приговора.
Во время процесса подробно разбирались все мои «преступления». Выступали свидетели, которых я до этого никогда не видел, давали показания полицейские и разведчики из «Дефы». Все оборачивалось против меня. Недалеко от моей скамьи сидела жена с дочкой Лидой, и мне было их жаль больше всех.
Процесс длился несколько дней. Я был на грани нервного истощения. Наконец был зачитан приговор: пятнадцать лет… строгого тюремного режима. Полицейские надели мне на руки и на ноги тяжелые кандалы и повели меня сквозь шпалеры собравшихся людей в тюрьму. Я увидел залитое слезами лицо жены и растерянное, удивленное личико Лиды. Эта картина надолго запечатлелась в моей памяти.