— Как же! Вас обидишь! — усмехнулся Вася. — Оба вы достойные друзья-приятели Вадима Копылевского!
— Что? — воскликнула я. — Друзья-приятели Копылевского?
— А при чем Копылевский? — подскочил как мячик толстый Валя. — Надо выручать студию!..
— Молчали бы лучше! — И Вася так выругался, что все громко ахнули.
Опять начались взаимные упреки. Рядом со мной стоял пиротехник Слава. Обернувшись к осветителям, он сказал:
— Вот что значит хорошо подвешенный язык, как у Копылевского!.. Спасать киностудию собирается…
— Наше дело маленькое! — уклончиво сказал бригадир осветителей Виктор, искоса поглядывая на меня.
— Зато ты — дурак большой! — крикнул маленький курносый осветитель Сережа. — Тебе только твоя шкура интересна, а если по справедливости…
— Ты больно справедливый! — Виктор оглядел свою бригаду и насмешливо спросил: — Наверное, имеете предложения, как нам теперь заместо ревизоров выставляться, порядки на студии наводить?
Осветители, как всегда, начали говорить все одновременно, размахивая руками. Откуда-то появилась костюмерша Галя, которой еще так недавно я самонадеянно хотела «открыть глаза» на Виктора. Она, слегка оттолкнув меня, подошла к осветителям и запальчиво спросила:
— Опять на него всю вину валите? Шли бы на директора кулаками-то махать!..
— Погоди верещать, — досадливо наморщил лоб Виктор. — О кулаках разговор пустой… Против хитрых людей не годится…
Галя села рядом с ним, и опять на ее пухлом лице можно было ясно прочесть, каким умным и прекрасным считает она этого грубоватого щеголя. Только теперь я жалела не ее, а себя и поспешила отойти.
— Вот, выходит, каково молодежь себе место в жизни зарабатывает! — услышала я уральский говор дяди Степы. — Уж как перед режиссером пластался… А теперь обратно пластается, только перед другими!..
Ни о ком, кроме Вадима, нельзя было так сказать. Всем бросалась в глаза его предупредительная вежливость, заменявшая ему благородство и доброту. Дядя Степа метко назвал эту манеру Вадима, обращаясь к стоявшему рядом Ивану Дмитриевичу.
— Р-разве за таких м-мы в-в-воевали? — с горечью поддержал разговор наш шофер.
Маленький «лихтвагенщик» гневно воскликнул:
— Вырастили на свою шею!
— Не все же такие, — дрожащим голосом вступила в разговор я, обернувшись к ним.
Они посмотрели на меня со странным удивлением.
— Да-а, — пробормотал Иван Дмитриевич. — Я п-п-по-ехал, Степан…
Они прошли мимо вместе. Я, не понимая, в чем дело, двинулась за ними, но ко мне бросилась Альфия и, ласково прижавшись, спросила:
— Ты не знаешь, что случилось? Я проснулась… Все шумят…