— Они просят тебя станцевать в колхозном клубе «Спящую красавицу», — сказал Анвер.
— Но в «Спящей» очень уж академичная классика. Понравится ли непривычному зрителю? — усомнилась я.
— Странно вы рассуждаете, — строго взглянула на меня круглолицая девушка в красном платье. — Старики со старухами который день вашими танцами любуются, а нам — передовикам колхозных полей — думаете, непонятно будет?
— Мы не дикари, — сказал вдруг со спокойной улыбкой высокий парень в кителе.
— Да что вы, я совсем не то… Не потому, — запуталась я. — Пожалуйста! С удовольствием…
Анвер и Фатыма стали обсуждать с колхозными комсомольцами детали концерта, а девушка в красном сказала:
— Я сегодня в обед домой приходила. Видела, как вас тут обучали. Сейчас вы тоже это повторяли, а по-другому…
— Вы заметили? — обрадовалась я. — Ну, а когда лучше?
— Это сказать не могу… — виновато отвечала она. — Я сейчас только боялась, как бы вы не упали туда, вниз…
— А утром не боялись?
— Тогда было много народа около вас…
Я кивнула головой, поняв, что обрадовалась преждевременно.
— Давай, Рая, снимай туфли, — сказала Фатыма, — идем домой… Споткнешься еще тут в темноте.
Куштирякские комсомольцы пошли нас провожать. Девушка в красном платье, теперь, в темноте, казавшемся уже черным, нерешительно взяла меня под руку.
— Как вы замечательно танцуете!
— Еще не совсем… Спину плохо держу. Червяком извиваюсь, как моя учительница говорила, — с внезапной откровенностью сказала я и, смутившись, переменила разговор. — Как вас зовут?
— Меня — Гюзель, нашего секретаря — Мансур, — не поняв моего вопроса, она назвала всех присутствующих, а потом спросила: — А ваше имя какое?
— Рабига, — сказала я. — А мою мать звали Гюзель, а отца — Мансур…
Гюзель засмеялась удивительно ласково:
— Если у нас будет дочка, я назову ее Рабигой. Красивое имя. — Она еще раз так же особенно засмеялась и добавила, хоть не очень складно, но с большой гордостью: — Мансур мне муж. Как демобилизовался, так и расписались… Теперь ждем ребенка.
— Да? — почему-то обрадовалась я. — Вот как?
— А у вас есть жених? — спросила Гюзель.
— Нет.
— Почему же? Разве ни к кому сердце не лежит?
Хорошо, что в это время нас нагнала Фатыма и, взяв меня под руку с другой стороны, сказала:
— Рая, мы хотим дать тебе комсомольское поручение.
— Да?
— Подготовь небольшую беседу об истории и традициях нашего русского балета.
— Ой! — ахнула я.
— Ничего не «ой»! Ты позже всех нас сдавала экзамены и, наверное, все помнишь…
— Что же, и осветители будут? — с опаской спросила я.
— Позовем всех. Собрание будет открытое…