— Паршивый праздник, — произнес он с расстановкой, — и закончился полным провалом.
Я помолчала, а потом заставила свои губы разомкнуться:
— Заккери, мне так жаль…
Он кивнул и быстро заморгал от попавшего едкого табачного дыма.
— Господи, я не знаю, что мне теперь делать. — Неожиданно признался он, и в его тоне скрывались сотни собственных страхов и неуверенность, но ни капли горечи или страдания. — Он умер. Что мне теперь делать? — Заккери как будто спрашивал моего совета. — Я так… — Запнулся он. — Так мечтал о дне, когда его не станет…
Его признание меня покоробило.
— Ты дождался, и что теперь?
— Мне страшно. — Он смотрел в мое лицо долгим полным страдания взором.
— А мне бы было противно. — Выпалила я зло. — Если мечтать о смерти родного отца — это и есть являться ведьмаком, то я счастлива, что родилась человеком!
— Ты не понимаешь. — Отозвался бесцветно Заккери, стряхнув пепел в цветок на высокой подставке, отчего алые лепестки моментально поникли. — Всего через пару дней ктото из нас четверых станет Хозяином.
— Говори правду, через пару дней ты станешь Хозяином, и тебя пугает, что мечта исполнилась неожиданно быстро! — Для чегото спорила я. — Разве власть может перекрыть горе от потери родного человека?
— Может.
— Нет. — Резко опровергла я, чувствуя гадливость. Мы буравили друг друга тяжелым взглядом, полным непонимания. Синие глаза Зака чуть светились в темноте, а от окна падал печальный свет почти перегоревших лампочек гирлянд, украшавших сад.
Резкий щелчок пальцами заставил меня вздрогнуть и опустить голову. Вспыхнула большая хрустальная люстра, разбрасывая вокруг себя крохотные блики от сотни продолговатых висюлек. Портрет грозного старика на стене с заклеенным, словно ранение, лбом смотрелся сиротливо и жалко.
— Саша? — На пороге стоял Филипп. — Все в порядке?
Я неуверенно кивнула, попрежнему обнимая себя за плечи, от тянувшегося из открытой уличной двери сквозняка меня лихорадило. Филипп выглядел очень уставшим, под глазами залегли тени.
— Зак? — Он кивнул брату. Заккери отвернулся и быстро потушил сигарету в цветочном горшке, вдавив окурок в черный грунт.
С перешептыванием в комнату входили обитатели Гнезда, все, кроме Лизы, с черными от навалившейся беды лицами, но отчегото актриса без обычного «эмоционального макияжа» мне показалось самой искренней и печальной. Последним появился Максим, до странности смятый. Он окинул нас с Заккери рассеянным взглядом, о чемто серьезно задумавшись. Спрятав руки в карманы, он остановился у двери. Филипп подошел ко мне и обнял за плечи, непроизвольно я прижалась к парню, ища поддержки.