Иеро постоял, прислушиваясь: не таится ли незваный гость в домике? Слух у него острый, это признавали в аббатстве все. Ум нет, а слух — да. Не настолько острый, впрочем, чтобы услышать в десяти шагах биение чужого сердца. Зато свое стучало немилосердно.
Издалека, из бараков доносился обыкновенный шум жизни. Нет, не совсем обыкновенный, что-то в нем Иеро не устраивало, но то потом. И не острым умом до многого можно дойти, если мыслить методично.
Иеро был чужд греха самоумаления. Просто во время регулярных испытаний на смекалку, сообразительность, память результаты он показывал обыкновенные. Средние. Не хуже многих, не лучше многих. И потому наставники советовали ему развивать наблюдательность и стараться держать собственные мысли в строгом порядке. Методический ум — оружие не менее сильное, чем ментальное зрение.
Он, впрочем, попробовал и ментальное прощупывание. Ничего. Ничегошеньки, будто ватой обложен.
Он внезапно похолодел от сделанного открытия. Вот что беспокоило его со времени въезда в поселение: ментальная глухота! Что сила его невелика, он знал, и проникнуть в чужое закрытое сознание, сколь прежде не пытался, не мог. Но он всегда чувствовал разум других — смутно, неясно, как в темноте угадываются силуэты деревьев и домов. Чувствовал — но не здесь. Здесь вокруг была пустота, глухая, без эха, без проблеска.
На мгновение Иеро охватила паника. У кого спросить, что с ним произошло? Кто поможет?
Ответ пришел сам, ответ неумолимо точный: никто. Он — единственный священник на сотни и сотни лье.
Только сейчас он ступил в комнату. Осторожно, неслышно, выученным в Тайге шагом двинулся он вдоль стены. Избушка мала, да приют дала. Злодею?
Крохотный чуланчик пуст. Спальня-невеличка тоже пуста. Гостевой покой пуст. И в кухне никто не прячется.
Он вернулся в горницу. Пол чистый, никаких следов. А недурно бы отыскать шалуна.
То, что петля — глупая, дурная шутка, было наиболее вероятным. Ну не дух же пера Кельвина пугает преемника. Кто-то из поселенцев, верно, считал, что не сопливого семинариста нужно избрать священником, а кого постарше, помудрее.
Он обошел вокруг петли. Потрогал. В два пальца ремешок, такой лорса удавит, не то, что семинариста. Но лорсы в петлю сами не лезут. И семинаристы. И уж тем более священники.
А пер Кельвин?
Брус, за который привязали веревку, запросто не достанешь. Иеро пододвинул табурет, встал. Узел на петле скользящий, а второй конец привязан узлом простецким. Тот, кто его завязывал, был ростом с Иеро, возможно, и повыше.