— Ты уверена?
— Я неплохо разбираюсь в хлоридах гидрокарбонов, благодарю.
— Ты хочешь сказать, что Бонепенни был еще жив, когда ты его нашла?
— Ну как сказать, — ответила я. — Он… ммм… покинул мир почти сразу же.
Снова повисло могильное молчание.
— Посмотрите, — сказала я. — Я покажу вам, как это случилось.
Я взяла желтый графитовый карандаш, пару раз провернула его в точилке и пошла в угол, где на крючке болтался скелет на шарнирах.
— Его подарил моему двоюродному деду Тарквинию натуралист Фрэнк Букланд, — сказала я, ласково потрепав череп. — Я называю его Йориком.
Я не сказала инспектору, что Букланд, уже будучи в преклонных годах, подарил скелет молодому Тару в знак признания его многообещающих талантов. «Яркому будущему науки», — написал Букланд на открытке.
Я поднесла заостренный карандаш к верхушке позвоночника, медленно просовывая его под череп и повторяя слова Пембертона в ремонтном гараже:
— Под небольшим углом… сквозь splenius capitus и semispinalis capitus, прокалываем связку между первым и вторым позвонком, и игла скользит…
— Благодарю, Флавия, — перебил меня инспектор. — Достаточно. Ты уверена, что он сказал именно это?
— Его точные слова, — ответила я. — Мне пришлось посмотреть их в «Анатомии» Грея. «Детская энциклопедия» содержит несколько картинок, но там недостаточно деталей.
Инспектор Хьюитт потер подбородок.
— Я уверена, что доктор Дарби обнаружил бы след от иглы в затылке Бонепенни, — услужливо добавила я. — Если бы знал, где искать. Он может также проверить пазухи. Четыреххлористый углерод довольно стабилен в воздухе и может сохраниться там до сих пор, поскольку человек больше не дышал. И вы можете напомнить ему, что Бонепенни пил в «Тринадцати селезнях» прямо перед тем, как отправиться в Букшоу.
Инспектор все еще сохранял озадаченный вид.
— Действие четыреххлористого углерода усиливается алкоголем, — пояснила я.
— И, — спросил он с небрежной улыбкой, — есть ли у тебя какая-нибудь теория, объясняющая, почему эта штука может сохраниться в его носовых пазухах? Я не химик, но считаю, что четыреххлористый углерод испаряется очень быстро.
У меня действительно была теория, но я не хотела делиться ею с кем-либо, особенно с полицией. Бонепенни мучился сильнейшим насморком, насморком, которым он, выдохнув слово Vale! мне в лицо, заразил меня. Спасибо тебе, Гораций! — подумала я.
Я подозревала, что заложенные носовые пазухи Бонепенни могли сохранить четыреххлористый углерод, потому что он не растворяется в воде — или в соплях в данном случае, которые предотвратили бы поступление свежего воздуха.