Влажная настойчивость этого прикосновения пронзила ее до потрясения, до судорог. Она задышала быстрее, несмотря на железную волю, с которой пыталась взять себя в руки. А он умело, расчетливо играл с ее ладонью языком и зубами, и ей пришлось бороться с непреодолимым желанием сжать пальцы вокруг его руки и отдаться его прикосновениям.
В тот момент, когда она больше не могла этого выдержать и почувствовала, что нужно что-то делать, все равно что, он отодвинулся, отступил и отпустил ее руку. Ее рука безвольно упала.
Он внимательно посмотрел на Эм, глаза его сверкнули.
— Оставьте в покое мою семью.
После чего он повернулся и вышел.
Эм старалась взять себя в руки. Что он мог бы сделать? Чего он не мог бы сделать? Она медленно наклонилась, подняла с пола перчатку и натянула на руку. У нее появилось грызущее чувство, что эта встреча, как бы ни была она коротка, окажет большое влияние на ее планы. И она была уверена, что лорд Варкур не в последний раз гневается на нее, поскольку она не имела ни малейшего намерения выполнять его приказания. На карту поставлено слишком многое.
Томас стоял за дверью библиотеки, стараясь отдышаться. Он не собирался целовать руку этой женщины, не намеревался вообще прикасаться к ней. Было в ней что-то, ослабившее крепкую узду, на которой он держал себя в эти последние двенадцать лет, и подвергшее его такому испытанию, равных которому он не переживал с того рокового дня, когда умер Гарри. Ему следовало бежать, даже не получив ответов на свои вопросы, прежде чем он еще больше подпадет под ее чары.
Он встряхнулся и пошел в гостиную. Эта встреча ничего не дала ему. Разумеется, он слегка напугал ее, но не добился от нее ни обещаний, ни сведений. В той комнате вся власть была у него в руках, и все же он не мог не чувствовать, что именно она определила характер их встречи…
В пустой столовой его поджидал Эджингтон.
— Я получил новости от Олтуэйта, — сказал Эджингтон прежде, чем Томас успел небрежно кивнуть ему.
Томас остановился. В тусклом свете он не мог рассмотреть лица барона.
После возвращения из Франции Эджингтон превратился из консерватора в либерала и внезапно стал самым осведомленным человеком в Англии во всем, что касалось поступков каждого члена парламента. После нескольких скандалов консервативные тори кое-как соорудили собственную сеть шпионов и осведомителей. Но хотя его соратники-виги по-прежнему занимали самые высокие посты, Томас не мог не спросить себя, сток приобретенное ими преимущество стремительно растущих ставок. Предметом их теперешних интересов был лорд Олтуэйт, тори, новоиспеченный барон, человек, открыто потакающий всем своим желаниям. Его распутный образ жизни уже привлек к себе почти столько же внимания, сколько и его блестящие речи.