— Может, ты не пойдешь? — этот вопрос я слышал сегодня, по крайней мере, раз пятый. — Почему ты? Что больше некому? — она подступила ко мне вплотную, надежно перекрыв любую возможность к отступлению.
— Ну, а кто, если не я? — я уже исчерпал все доводы, и поэтому повторял одно и то же, только в разных вариантах. Параллельно я старался улыбнуться, но, напоровшись на ее взгляд, быстро увял.
— Я чувствую, что больше никогда тебя не увижу — выдала она. Такого довода я от нее еще не слышал. Мне аж не по себе стало.
— Ну, что ты плетешь! — мое возмущение, как и моя уверенность в том, что я хочу, желаю сюда вернуться, было искренним. — Я хочу быть с тобой — признался я и сильно прижал ее к себе.
— Правда? — глазки у нее замигали быстро-быстро, нагоняя слезу, которая естественно не заставила себя долго ждать.
— Честно — почти выдохнул я, и мои губы мягко прошлись от ее ушка к шее.
Это мое признание сработало на какое-то время. Даша слегка успокоилась, и через час я все же покидал станцию. Но знаете, то ли на меня подействовало заверение девушки, что я больше сюда не вернусь, то ли у самого внезапно появилось некое предчувствие, но мне почему-то захотелось остановиться, чтобы еще раз глянуть назад. До боли в шейных позвонках, до чесотки в носу. Еле себя пересилил. Просто примета у меня такая, оглянулся — жди неприятностей. И я все шагал и шагал, уставившись невидящими глазами вперед.
В напарники мне достались все та же сладкая парочка сталкеров — Рыжий и тот, который как все. Звали его Семен. Видать вся эта неприметность напрочь отбивала желание, чтобы хоть как-то его переименовать. Не за что зацепиться.
Дорогу от Войковской до Сокола мы осилили, пожалуй, немногим медленнее от поезда. Нам на пятки постоянно давило воспоминание о призраках. Сильно давило. С ускорением.
Свет начинался еще в тоннеле, призывно маня нас, будто ночных бабочек, к себе. Начинался вместе с посадками. Аккуратные, ровные ряды грибных грядок, вдоль стен. Еще какая-то зелень. Потом что-то схожее по виду с картофелем. И все это нуждалось в постоянном, бесперебойном освещение. Фотосинтез или как там его.
У самой кромки света расположилась и застава. Мужики в дозоре были, не чета нам. В крутых, словно только что сшитых, комбинезонах, довольные сытой жизнью, они напоминали штангистов переростков. Причем «перерост» произошел у всех в области живота.
— Кто такие? — вопрос прозвучал лениво, без всякого интереса к ответу. Что-то типа: «Идешь, ну и проваливай куда шел». Я так понимаю, что со стороны Войковской они ожидали увидеть лиш всякий, недостойный ихнего внимания сброд. А вот мой документ, который черным по белому гласил, что я житель Ганзы (слава Умельцу), все же немного расшевелил этих господ. Один из них даже привстать изволил и, отвел автомат за спину, чтоб не мешал. Ганазейцев здесь уважали. Впрочем, как и на большинстве других станций. А если и не уважали, то побаивались или завидовали.