Матвей Егорыч был, разумеется, в числе присутствовавших на акте. Когда сын его вышел на кафедру, у него очень заметно заморгали оба глаза и очень сильно забилось сердце. Он слушал его с напряжением, не проронил ни одного слова из
Володенькиной речи, хотя и не совсем ясно понимал ее содержание. Когда же Володя кончил и когда отец увидел и услышал вокруг себя одобрительные знаки и слова, у него слезы покатились по лицу градом; он, всхлипывая, бросился навстречу к сыну, обнял его и повторял прерывающимся голосом: "я счастливый отец, счастливый! спасибо тебе, Володя!"
Через два месяца после акта Матвей Егорович определил Володю в тот департамент, где служил сам, на 800 рублей ассигнациями жалованья. Володя усердно принялся переписывать различные отношения, так бегло и вместе таким правильным почерком, что в самое короткое время снискал необыкновенное уважение всех канцелярских чиновников в департаменте.
- Мастак, брат, писать, - говорил один из таких своему товарищу, рассматривая бумагу, переписанную новым его сослуживцем, - право, мастак, нечего сказать!
Закорючки-то он злодейски выделывает. Савельев не хуже его пишет, да нет, заглавные-то у него все не так выходят.
Почерк Володи бросился в глаза и самому директору департамента.
- Ба! да кто это так хорошо пишет! точно жемчугом написано: красиво и четко! кто это? - спросил директор у Матвея Егорыча.
Правый глаз у Матвея Егорыча подернулся.
- Сынишка мой, ваше превосходительство, которого вы изволили недавно определить, - отвечал он.
- Прекрасная рука! А где воспитывался?
- В гимназии, ваше превосходительство.
- Пусть он переписывает только министерские бумаги. Слышите, Матвей Егорыч?
- Слушаю, ваше превосходительство.
Выходя от директора, Матвей Егорыч шептал, моргая:
- Счастливый отец! счастливый!
Глава III. О том, как прекрасные люди любят во всем порядок и какое обаятельное влияние имеет светская девушка на всех ее окружающих
Володе… но теперь нам уж следует, я думаю, звать его Владимиром Матвеичем…
Владимиру Матвеичу назначили папенька и маменька особенную комнату, в одно окошко, очень узенькую, но довольно длинную, в которой, впрочем, удобно могли уставиться кушетка, стол, шкап и несколько стульев. Он имел в полном распоряжении шестьдесят пять рублей в месяц; впрочем, Матвей Егорыч совещался сначала об этом пункте с Настасьей Львовной.
- Не много ли молодому человеку оставить вдруг в распоряжение такую сумму? Как вы об этом думаете, душенька?
- Отчего же много? Вольдемар, вы сами говорите, аккуратен и бережлив.
- Конечно, против этого ни слова; но все-таки надо взять в расчет, что еще молодо-зелено; мало ли какая блажь может войти в голову… Кто молод не бывал…