Володя может быть дурным сыном? Он, кажется, до сих пор исполнял как нельзя лучше все сыновние обязанности; я не замечал в нем никаких дурных наклонностей, никаких: службой он занимался и занимается отлично; начальство ставит его в пример другим; все говорят, что он прекрасный человек; все любят и хвалят его.
Как же ему быть дурным сыном? Непостижимо… Однако он ни разу не вызвался сам помочь мне, а он имеет к тому все средства…"
И бедный Матвей Егорыч, думая о сыне, переходил от догадки к догадке, от сомнения к сомнению. Он силился разрешить резкие противоречия, беспрестанно представлявшиеся уму его, и оставался при одном недоумении… Это мучило его; даже во сне часто вырывались у него отрывочные, несвязные восклицания:
"Прекрасный человек!.. Неужели ему жаль?.. Отчего это?.."
Настасья Львовна иногда по целым дням плакала, а иногда лежала в каком-то странном, бесчувственном состоянии, хотя не жаловалась ни на какую болезнь… И
Маша должна была сидеть у нее и у отца и еще заниматься домашними хлопотами.
К счастью, на другой день после посещения Владимира Матвеича Матвей Егорыч получил совершенно неожиданно письмо и при нем пятьсот рублей от старушки княгини Л…, у которой он исправлял некогда должность стряпчего. Княгиня, узнав о его болезни и о том, как он нуждался, просила Матвея Егорыча принять эти деньги, очень радушно расспрашивала, у него о дочери, изъявляла желание взять ее в число своих воспитанниц и обещала хлопотать об устройстве ее участи. Но Маша отказалась от этих предложений.
Глава IX, заключительная, из которой каждый читатель может вывести нравоучение, какое ему заблагорассудится
25 сентября, накануне праздника Иоанна Богослова, Матвей Егорыч с самого утра почувствовал себя дурно… Утром он разобрал, однако, все свои патенты и аккуратно по порядку снова уложил их; потом спросил коробочку с своими орденами: вынул их, пересмотрел, перетер и спрятал… Отдавая назад Маше эту коробочку, он сказал: "Видно, мне больше уж не надевать их, Маша". Потом он все жаловался на слабость, несколько раз повторял: "загостился я у вас, пора домой" - и около полудня причастился святых тайн. "Теперь мне стало полегче", - сказал он жене, почти не отходившей в этот день от его постели. Когда он заметил, что глаза Маши покраснели и распухли от слез, он старался улыбнуться и прошептал сквозь слезы:
"Полно, Машенька, о чем плакать; лучше помолись обо мне". Часу в третьем он начал стонать, жаловаться на боль в груди и просил, чтоб послали за Володей.
Несколько раз и до этого он вспоминал о нем и все с каким-то беспокойством. В три часа Владимир Матвеич приехал вместе с Анной Львовной. Настасья Львовна и его и сестру свою приняла очень сухо. Владимир Матвеич казался расстроенным;