Париж, остров Сите, 13 марта 1355 года
Шагая по мосту через Сену, человек в черном не смотрел на простолюдинов, уже толпившихся на берегу реки. Ни непристойные выкрики, ни тяжелый запах, исходящий от факелов, не могли заставить его свернуть с дороги. Он презирал это стадо рабов, которые через несколько часов опьянеют от крови и пламени. От простолюдинов нельзя было ожидать ничего хорошего, и прав был святой Августин, когда утверждал, что благодать может сойти только на избранных. На несгибаемых людей, призванных воплощать волю Божию и действовать во имя Господа. Ничего общего с этими гнусными душонками, которые при виде смерти впадут в грех.
В детстве он вместе с отцом посетил казнь и видел, как человеку отрубили голову. Тогда он осознал, что простолюдины, которые в храмах выражают любовь к Господу, вопят от радости при виде крови. Пляска смерти, рождающая возбуждение и страх, навсегда отдалила его от ему подобных. В тот день он поклялся подчиняться одному лишь Господу. И этим вечером он вновь сдержит слово.
Подойдя к тюрьме, он постучал в калитку и стал ждать, когда ему откроют. Увидев надвинутый на лицо капюшон, сторож, стоявший на часах, прижался к стене возле лестницы. Палач улыбнулся в темноте. Как и все, кто занимался его ремеслом, он нес на себе грех крови. Все вокруг проклинали его. Он внушал страх более сильный, чем больные чумой. Он был «самой короткой дорогой в ад». Так сказал о нем объятый ужасом королевский советник, которому пришла в голову неудачная мысль посетить застенки своего повелителя в час, когда там орудовал палач. С тех пор его только письменно уведомляли о том, что он должен делать. И никто больше не приходил к нему. Но не в тот вечер.
Войдя в комнату, служившую ему кладовкой, палач застыл от изумления. Возле камина, сидя на табурете, грелся седобородый мужчина. Богато одетый по последней придворной моде, он постукивал ногой по каминной решетке. Человек, который всем своим видом показывал, что не любит ждать. Он сразу же окликнул палача:
— Не стойте на сквозняке! Закройте дверь и подойдите ко мне.
Палач подчинился и стал спускаться по лестнице, ведущей в залу. Но мужчина остановил его.
— Не приближайтесь, мессир. Сядьте на последнюю ступеньку. Разумеется, нам надо поговорить, но вам вовсе не обязательно видеть мое лицо, а я… У меня нет ни малейшего желания видеть ваше.
Палач ничего не ответил. Он презирал спесивых дворян. Они были могущественными лишь на земле, и Господь будет их судить. Он подумал об итальянском поэте, скончавшемся на рубеже столетий, о Данте Алигьери, описавшем скорбные круги ада. И он с наслаждением прочитал про себя строки, где говорилось о мучениях, уготованных спесивцам.