— А с этим… с Маргулисом у нее что? — спросил он, чувствуя, что краснеет. Хорошо, свет в вестюбиле был тусклый. — Только по работе или…?
— Выяснил, всё выяснил, — плотоядно улыбнулся Петюрников, и у Егора внутри всё сжалось. — Провожает ее, на концерты катает, ручку целует — не на работе, конечно, а после. Со свечкой я над ними не стоял, но отношения просматриваются невооруженным глазом. Тесные такие отношения, — и вахтер сделал похабный жест.
Гнусный был тип этот Петюрников, да и сам Егор не лучше — зачем спрашивал?
Сдвинув брови, Дорин строго сказал:
— За информацию спасибо, пригодится. Но насчет Сориной вы, гражданин, ошиблись. У нас к ней претензий нет, совсем наоборот. Это я только вам говорю, по секрету, как преданному Органам товарищу. А теперь потихоньку, чтоб никто не видел, приведите ее. К кому, не говорите. Я подожду вон там, под лестницей. И последите, чтоб никто нам с ней не мешал.
— Понял. Конспиративность обеспечу, в лучшем виде.
Дорин стоял в темноте под лестницей, среди каких-то ведер и швабр. Волновался.
Над головой процокали легкие шаги. Голос, от которого у Егора перехватило горло, произнес:
— Где он, этот человек? Кто меня спрашивал?
Взволнована. Наверное, нечасто санитарку Сорину срочно вызывают на вахту. Или, может, дурак Петюрников состроил очень уж таинственную рожу. Хорошо хоть не приперся вместе с ней. Наверное, остался на верхней площадке, «обеспечивает конспиративность».
— Это я, — глухо сказал Дорин из своего укрытия, когда увидел тонкий силуэт в белом халате.
Надя развернулась так стремительно, что Егор понял — узнала, по двум коротеньким словам!
Он сделал несколько шагов вперед, на свет, и остановился, потому что Надежда испуганно попятилась.
Еще бы. Вместо румяного молодца, кровь с молоком, перед ней стоял тощий, заросший неопрятной бородой субъект.
— Это я, — повторил Егор, что, наверно, прозвучало глупо.
Она всплеснула руками:
— Что с тобой?!
Пора было произносить слова, приготовленные по дороге. Дорин придумал хороший текст, убедительный. Но сумел проговорить только первую фразу:
— Я не могу без тебя… — И сбился — очень уж Надя была красивая, еще красивее, чем он запомнил.
— До такой степени? — потрясенно вымолвила она, глядя на его физиономию землистого цвета.
— Да, — немедленно подтвердил лейтенант, инстинктивно угадав, что такого эффекта он бы не достиг никакими словами.
И Надя бросилась к нему. Обнять не обняла, но стала гладить по впавшим щекам, по белобрысой щетине — а это было не хуже, чем объятья.
— Как же ты измучился! И меня измучил, — шептала она, всхлипывая.