Кокой она будет, первая военная ночь? Хотя, первая-то — вот она! Так может быть, витающие в кубрике запахи — это и есть истинный букет войны?
— Это тебе, командир, не марш-броски бегать! — устало улыбнулся он сам себе в неверном свете прилепленной к подоконнику свечи и упал в черную яму.
* * *
Что со мной? Где я?
Дэн открыл глаза.
Над ним не было ни потолка, ни неба. Лишь обступивший со всех сторон мрак сходился куполом над запрокинутой вверх лицом головой и лежащим, словно отдельная самостоятельная часть, остальным телом. Тусклый рассеянный свет накрывал его серовато-желтым колпаком, возникая, словно ниоткуда. Дэн понимал, что находится в горизонтальном положении. Но ни твердой, ни мягкой поверхности под собой не чувствовал. Он словно висел в окружающем его пространстве, запеленатый в этот призрачный свет, растворенный в нем.
И тогда нахлынул жуткий, первобытный, панический страх.
Где я?
Что это? Чистилище? Преисподняя? Тот самый тоннель, в который, по рассказам вернувшихся к жизни, уходят души умерших?
Я ведь некрещеный. Неужели тому, кто не принял крещение, действительно нет места ТАМ? Ни среди грешников, ни среди праведников? И неужели теперь мне предстоит находиться так вечность: живой разум в неживом и неосязаемом мире.
Единственными реальными ощущениями оставались тупая ломота в затылке и горячая пульсирующая боль в шее.
Дэн попробовал шевельнуть губами. Тонкая зеленовато-серая корка с похрустыванием разошлась над бездонным обезвоженным колодцем рта. Непослушный, словно набитый сухим мхом язык невнятно выдавил:
— Вде я? Пить…
— Очухался, брат? — среди желтого потустороннего сияния появилось смазанное, но вполне земное человеческое лицо.
Дэн напряг глаза, тяжким тупым усилием сводя фокус безвольно разъезжающихся зрачков. И в ставшей более четкой картинке увидел покрытый конопушками нос, сострадательно сморщенные пунцовые губы с редким рыжеватым пушком над ними, сочувственно-понимающие зеленовато-коричневые глаза. Чуть ниже, под клином не очень чистой, покрытой пупырышками шеи — серый край солдатской нательной рубахи и линяло-бежевый воротник синей казенной пижамы.
Ни в раю, ни в аду таких лиц быть не может. Такие лица в таком оформлении есть только на земле и только в одной стране.
Я жив.
Постепенно проявился над головой мрачноватый бетонный потолок полуподвального помещения. Над сливающейся с серой стеной дверью обнаружился и источник еле мерцающего желтого освещения — самая обычная, наверное, двадцативаттная лампочка.
Это госпиталь. Да. Это — госпиталь. Мне давали наркоз. Делали операцию.