И тут Шторм запел.
— Что ты делаешь со мно-ю-у-у? — пел он. — Я просто околдован тобо-ю-у-у!
София бросила на него изумленный взгляд.
— Скажи мне, почему так происходи-и-ит? — голосил Шторм. — Ты надо мной волшебную имеешь вла-а-асть. Мечтаю жить я в плену твоих ча-a-ap. Ты в сердце моем раздула пожа-а-а-ар! Только ты, ты одна, ты одна-а-а-а! — Последнее он добавил от себя, в песне такого не было.
— Я… э-э… — растерянно пробормотала София, и вдруг лицо ее озарилось улыбкой.
Шторм сделал шаг вперед, положил руки на плечи Софии и поцеловал ее.
Все-таки он кое-что понимал в кино.
— Знаешь, я не очень-то сильна в сексе, — сказала София. — Для тебя это, должно быть, важно — чувствовать себя настоящим мужчиной и все такое?
«Секс?» — думал Шторм. Какой секс? Вот они идут — и это не сон! — по мосту Ватерлоо. За спиной у них плывет купол Святого Павла, над головой кружат птицы, и вокруг Лондон, словно один гигантский съемочный павильон. Ее глаза широко распахнуты, и в них — изумление, смятение, восторг, — и всякий раз, привлекая ее к себе и целуя влажные губы, он осязает ее желанное, податливое тело.
— Можно я просто буду смотреть на тебя? — спрашивает он. — Просто так. Чтобы был купол собора… и эти птицы…
София растерянно оглядывается, подставляя щеку его губам.
— Купол?.. — Она смотрит на него, затем касается его лица ладонями, и он целует кончики ее пальцев. — Просто… считается, что… мужчины всегда… Но я должна кому-то рассказать. Все эти странные вещи. Обо мне. Я должна…
Шторм сгреб ее в охапку, покрывая поцелуями ее лицо, чувствуя, как в ней, в ее теле, просыпается желание. Он хотел ее… И в то же время для него это был момент глубочайшего прозрения. Просветления. «Нет, нет, нет, — твердил ему внутренний голос. — Какие, к черту, тролли? Ты просто спятил! Как тебе в голову могло прийти? У твоих ног лежит этот великолепный, невероятный город — с его собором, окутанным ночной дымкой; с бодрящим, колючим ветром; с этими звездами. В твоих объятиях восхитительное женское тело — источник единения двух душ. Такое под силу разве что Санта-Клаусу, чтоб мне провалиться! Даже смерть в такие мгновения сладка и желанна — и кратка, как момент истины, как волшебство, которое всегда кончается слишком быстро. Да, именно Санта-Клаус, ты можешь рассчитывать на него. Он что-нибудь придумает. Он поможет».
— Так расскажи мне. — Шторм отпрянул, увидев ее губы, жадные, ищущие его. — Расскажи мне все. Расскажи, почему ты хотела убить себя. Как ты решилась на такое? Как ты могла? Я был взбешен, я так разозлился, что хотел врезать тебе. И врезал бы, если бы ты первая не врезала мне.