София точно не слышала его.
— Опять, опять… — твердила она.
Звук повторился: Тук-тук. Тук-тук.
Шторм, пошатываясь, шагнул ей навстречу. «Возможно, это конец, — думал он. — Возможно, ты умираешь. Возможно, твое сознание покидает реальный мир и погружается в царство фантазий. Возможно, умирание — это когда не остается ничего, кроме твоих грез».
— Что это было, София? — спросил он, с трудом выговаривая слова. — Той ночью, когда твой отец боролся с твоей матерью… кровь… откуда шел этот звук?
София вздрогнула — испуг в ее глазах сменился смятением.
— Где отец? — спросила она. — Где он? Что с ним?
Левую половину головы захлестнула горячая волна нестерпимой боли. Он сдавленно простонал сквозь зубы и принялся массировать лоб. Вспомнил ощущение одиночества, отчужденности, охватившее его, когда он стоял у склепа. «Только не теперь, — подумал он. — Не хватало сыграть в ящик именно сейчас». Он должен держаться. Чего бы это ни стоило. Стиснуть волю в кулак и держаться. Он не имеет права оставить ее одну.
Тук-тук. Тук-тук.
— Я разыщу его, — сказал он.
Казалось, что звук заполняет собой все пространство и нужно кричать, чтобы тебя хоть кто-то услышал. Его мутило. По спине текли ледяные струйки пота.
— Все будет хорошо. Я пойду разыщу его.
Нарочито решительным шагом Шторм направился к двери. Распахнул ее настежь. Движение словно придало ему сил. Казалось, далее сознание слегка прояснилось. Он остановился, вглядываясь в темноту коридора и прислушиваясь, не повторится ли звук.
София бросилась к нему и схватила за руку.
— Там кто-то есть?
— Все хорошо, — заверил он ее, стараясь казаться бодрым.
Они вдвоем вышли в коридор.
Звук стих. Дом словно настороженно вслушивался в себя. Шторм брел на ощупь, держась за стены, с которых смотрели невидимые портреты.
Наконец ладонь наткнулась на выключатель. Тусклым светом затеплились лампочки, впереди была лестничная площадка. София испуганно жалась к нему, не выпуская его руки: законченный образ снедаемой неуверенностью и страхом героини триллера. Шторм чуть не расхохотался. Ночь, старинный особняк, загадочные звуки, отважный герой и до смерти напуганная героиня — ни одна студия не приняла бы подобную сцену. Он точно знал, что ему сказали бы: что это избитый штамп.
— Кажется, прекратился, — с надеждой проговорила София.
— Что это было? — вполголоса спросил Шторм.
Она еще теснее прижалась к нему:
— Не знаю.
— Я имею в виду, той ночью. Что это был за звук?
София сердито тряхнула головой:
— Я не знаю. Не знаю.
Они медленно, держась друг за друга, направились к лестнице. Шторм смотрел по сторонам, то и дело ловя на себе косые взгляды портретов. Он думал, что, может быть, ст