— Да, — рассеянно произнесла она. — Разумеется. Если только цена будет приемлемой. Скажем, тридцать… или сорок тысяч.
— Нет. — Сэр Майкл поднял голову и устремил ввысь задумчивый взгляд. — Пусть мне придется выложить вдвое больше… втрое. Плевать. Я хочу купить весь триптих. Я куплю «Волхвов»… за любые деньги.
Портрет матери всегда висел напротив ее кровати — старой детской кровати на втором этаже усадьбы Белхем. Той ночью, лежа под пуховым одеялом, она, из-под кружевного полога, смотрела на него и не могла заснуть.
Родители заказали портрет вскоре после свадьбы. Энн тогда было примерно столько же лет, сколько теперь Софии. Бриллиантовое колье, гордый поворот головы, сияющий взор — все это вызывало улыбку. Художник явно льстил оригиналу, изобразив миру идеал, но при этом лишив его всякой индивидуальности. Тем не менее каждому, кто смотрел на портрет, бросалось в глаза очевидное сходство матери и дочери: те же черные волосы, те же высокие скулы, карие глаза, кожа цвета жемчуга. Только у женщины на портрете — как теперь казалось Софии — черты лица были мягче, светлее… Глаза светились добротой и состраданием, в улыбке угадывались великодушие и неподдельный интерес к жизни.
Глядя на нее, София неожиданно почувствовала невыносимое одиночество.
Повинуясь инстинкту, не отдавая себе отчета в том, что делает и почему плачет, она откинула одеяло, соскользнула с кровати и вышла из спальни. В дальнем конце темного коридора стояли старые дедушкины часы. Тук-тук, тук-тук. От этого звука можно было сойти с ума. Он туманил сознание. София направилась к лестнице, ступая босыми ступнями по потертой ковровой дорожке. Внезапно, в неверном свете, ей показалось, что лестница покачнулась, а стены накренились, грозя сомкнуться над ее головой. Мрачные лица с семейных портретов взирали на нее сверху вниз, словно она все еще была маленьким ребенком. Сердце Софии затрепетало от страха. Ей почудилось, будто ночная рубашка — в темноте неестественно белая — колышется и вздымается, и она сама, спускаясь по лестнице, плывет в ней, невесомая и бесплотная.
Тук-тук, тук-тук. Да, именно так все и было. Теперь она вспомнила. Вот почему ей стало так страшно, вот почему она чувствовала себя такой маленькой. Как ребенок. Ведь она и была ребенком. Пяти-шести лет. Точно так же она спустилась по лестнице. Тук-тук.
Она звала мать. И шла на этот звук. Дом спал, погруженный в тишину, которая была бы абсолютной, если бы не этот стук. Как и сейчас. Она миновала холл и повернула. Налево? Да. Она свернула налево и пошла дальше, смахивая слезы и шмыгая носом.