Впереди, за садовой оградой, показалось поместье. Нет, не чопорный и претенциозный феодальный замок, но почтенное родовое дворянское гнездо, неотъемлемая деталь пейзажа Котсуолдских холмов[19]. Двухэтажный особняк — кое-где еще виднелись следы первоначальной, пятнадцатого века, кладки — с высокими арочными окнами цоколя и двумя живописными мансардами по обе стороны фасада, увенчанного остроконечной крышей. Дом ее матери. Некогда на этом месте было зернохранилище Белхемского аббатства. К парадному входу вела буковая аллея. Сквозь сухую листву угадывались очертания разрушенной церкви. Понуро стояли в пожухшей траве покосившиеся древние могильные камни.
— Невыразимая тоска охватила меня, и я ушел, — рассказывал сэр Майкл. — Прочь от разрушенного дома. Я блуждал в тумане, не понимая, куда иду. Вдруг — это было как в сказке — я услышал голоса. Хор пел «Иерусалим», и в тумане казалось, что звуки льются с небес. Я очутился у входа в церковь. Никогда не забуду, это была церковь Святого Иакова. Я вошел — церковный хор репетировал, готовясь к какому-то торжеству, которое, кажется, должно было состояться вскоре в соборе Святого Павла. Церковь была пуста, и я решил, что это добрый знак — паства ушла, но гимн еще звучит… Потом они начали петь что-то другое со множеством «аллилуйя». По-моему, «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» или что-то в этом роде… А потом одна девушка вышла вперед и запела соло. Очаровательное создание. Черные, воронова крыла, волосы. Вдохновенный лик. И удивительный голос. Меццо-сопрано. С жемчужным тембром. «И это все приложится вам…» — Остановившись, сэр Майкл отечески похлопал Софию по руке. — Так я впервые увидел твою мать.
София хотела — как всегда при этих словах — улыбнуться, но на сей раз история не возымела ожидаемого воздействия; ее сердце дрогнуло, и она отвела глаза: среди мокрых от дождя зарослей ломоноса стоял маленький садовый домик. Сквозь пелену неожиданно навернувшихся слез она смутно различила фигуру сторожа, Харри. Сидя на крыше, он приколачивал к карнизу водосточную трубу, один за другим вынимая изо рта гвозди. Тук-тук, тук-тук — разносилось по саду.
Внезапно София поняла, что вступает в очередную черную полосу своей жизни. В самую черную. «Хватит ли мне сил?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
— Кстати, — проговорил сэр Майкл. — Я вдруг вспомнил — через две недели на «Сотбис» выставят «Волхвов». Думаю, мы должны их купить.
— Что? — София вздрогнула и в ужасе посмотрела на него, но тут же, осознав, что в словах отца нет ничего зловещего, поспешила взять себя в руки. А что еще он мог сказать? «Волхвы» — прекрасный образец немецкого романтизма, и его желание участвовать в аукционе вполне объяснимо.