Шторм рассеянно кивнул:
— Угу. — Отражением его духовного начала в данный момент были: укромная впадинка на ее шее, в том месте, где сходятся косточки ключицы, разлитое вокруг нее в холодном воздухе благоухание и хрупкий звук ее голоса. И все же он не мог не заметить, что София говорит сухо, отстраненно, словно обращаясь к безликой аудитории. Ему хотелось спросить: «А как же привидение Белхемского аббатства? И почему вы выронили бокал, когда я читал?» — но что-то подсказывало ему, что, если он сделает это, она навсегда останется для него закрытой книгой.
— Не знаю, — осторожно проговорил он. — Эта картина — по-моему, она очень похожа на Черную Энни.
София небрежно махнула рукой. Вместе с тем жест был красноречивым, она словно давала ему понять, что тема закрыта.
— Боюсь, вы заблуждаетесь, — сказала она. — Просто Рейнхарт в свойственной ему романтической манере изобразил волхвов, вот и все. Три Царя подносят дары младенцу Христу. Это часть триптиха «Рождество Христово». На двух других — довольно примитивное изображение Девы Марии в пещере и младенца в яслях. Боюсь, убиенные монахини и тому подобное здесь ни при чем.
— И все же не находите ли вы странным? Я встречаю вас именно у этой картины…
— Нисколько, — холодно ответила София. — На следующей неделе состоится аукцион, и мы собираемся в нем участвовать. Не вижу в этом ничего странного. — С этими словами она принялась поправлять приколотую к кардигану брошь — восьмерку, заключенную в подкову.
Шторм предпочел не касаться более щекотливой темы. Не зная, что еще сказать, он заметил:
— Красивая вещица.
— А-а, да, благодарю вас. — София даже не взглянула на него. — Брошь принадлежала моей матери. Я не надевала ее очень давно.
Они подошли к галерее. Вход обрамляли декоративные ели в чугунных горшках; надпись золотыми буквами на вишнево-красном парусиновом тенте гласила: «Галерея Эндеринг»; в витрине красовался пейзаж в массивной золотой раме: скалистые кручи, туманная даль. София, уже взявшись за ручку двери, отрешенно взглянула на него. Шторм — руки в карманах, плечи понуро опущены — грустно улыбнулся.
— Хотите зайти? — предложила она — как ему показалось, не слишком охотно. — У нас много работ этого периода.
София открыла дверь, пропуская Шторма вперед.
Интерьер салона был выдержан в темных тонах; стены — сплошь увешаны картинами.
За столиком сидела миловидная блондинка; она выглядела всего на несколько лет моложе Софии, однако встретила ее с почтительной улыбкой. Протянула несколько розовых листков бумаги с оставленными сообщениями — София взяла их молча, не удостоив ее даже взгляда.